Жизнь в моей голове: 31 реальная история из жизни популярных авторов
Шрифт:
Беда в том, что логики здесь нет.
После шестисот вдохов и выдохов я разлепляю веки. Я думала, что готова, когда досчитала до пятисот, и потому заставила себя продлить мое занятие. Еще одна уловка.
Бросаю взгляд вниз на мобильник. Все действо заняло полчаса. Это был тяжелый приступ. И последствия его будут сказываться на мне несколько дней. Желание ненавидеть себя. Я буду воссоздавать приступ в уме и думать над тем, что я могла бы сделать лучше. Но я справилась. Справилась с наихудшим моментом. На этот раз. Каждая такая победа очень важна. По крайней мере, до следующего приступа, который, в свою очередь, станет для меня самым важным.
Но я опять готова. Компульсия для меня теперь –
Я наконец-то нашла их, мне пришлось порядком скорчиться, чтобы взять ключи, лежавшие на полу за пассажирским сиденьем, где их трудно было заметить. Я забросила их туда специально.
Завожу машину.
Снова открываю окна. Порывы воздуха от несущихся машин врываются мне под солнцезащитные очки, охлаждая обведенные красными кругами глаза, и мир становится вполне сносным.
Втыкаю айфон в колонку, Фрэнк Синатра с чувством поет старую песню, скрипки громко звучат в моем ухе, мягкий баритон обволакивает меня, и мир снова обретает четкость.
Включаю поворотник, снимаю ручник, нажимаю на газ, и колеса, вращаясь по гравию и разбрасывая камешки, въезжают на асфальт. Скорость растет, прижимая меня к сиденью. Я готова прожить еще один день.
Рэйчел М. Уилсон
Я не это
Семейный портрет:
Я приехала навестить семью летом, сейчас одиннадцать вечера перед недельными каникулами, которые мы проведем на берегу моря. И папа инструктирует всех и каждого, чтобы они встали пораньше и были полны энтузиазма.
– Давайте поставим наши будильники на восемь утра! – оптимистично предлагает мама.
Папа сломя голову носится по дому, устанавливает таймеры которые будут включать свет, чтобы отпугнуть ночных грабителей, собирает фотооборудование, которым редко пользуется, но может пожалеть, если его не окажется под рукой.
– В кои-то веки надо успеть до пробок, – говорит он. Мы должны отправиться в путь в семь, но даже мы, чемпионы по отрицанию очевидного, не можем притвориться, что это возможно. Сошлись на более реальном часе – на девяти. – Если вы не будете готовы к этому времени, – врет папа, – мы уедем без вас.
Мои родители долго не ложатся, пакуются и нервничают, пытаясь устранить все, что может в последний момент помешать отъезду. Папа смотрит, какая будет погода, сопоставляя количество осадков с потребностью растений в поливке. Мама пылесосит, чтобы у нее не было искушения сделать это утром. Когда я ложусь спать, далеко за полночь, папа еще только лезет на чердак, чтобы достать чемоданы.
Мама будит меня веселым стуком в дверь около половины десятого. Никто не отмечает, что я так и не завела будильник. Никто и не ожидал, что я это сделаю. Наша коллективная страсть разделять фантазии о том, как должно пройти утро, хотя каждый из нас понимает, что никакой надежды на это нет, говорит о сверхъестественной способности к совместному отрицанию реальности и самообману, которая наверняка должна иметь полезное применение в этой жизни. К несчастью, героической миссии для нашей семьи пока не нашлось, и год за годом, казалось бы, простая задача выехать из города одерживает над нами верх, как криптонит.
Мы вот-вот поедем… в 10.26, 11.14, 11.52. Вот. Вот. Поедем.
К 12.08 машина загружена, но папа пытается соскрести известковый налет в душе или поливает кусты. Мама ест приготовленный на скорую руку завтрак. Мы с сестрой смотрим телевизор, поскольку ясно, что в течение часа еще никто не будет готов. Каждые пятнадцать минут или около того кто-то из родителей подгоняет нас. Мы клянемся, что уже готовы; дайте нам знать, когда будете готовы вы.
Перематываем пленку вперед на действительно крайний срок, 12.24. или 12.58.
Если мы покинем город и не вернемся за чем-то необходимым, это будет маленькое чудо.
Моя сестра (в то время) единственная из нас живет с диагнозом синдром дефицита внимания и гиперактивности (СДВГ). Только она принимает лекарства. Моя сестра – единственный член нашей семьи, который был готов к поездке, только встав с кровати.
Я лишь относительно недавно узнала, что приблизительно тридцать процентов людей с обсессивно-компульсивным состоянием (оно у меня диагностировано в десять лет) также страдают и от этого синдрома. С большей вероятностью он встречается у людей с высоким коэффициентом интеллекта и людей творческих. Я подпадаю под обе эти категории.
У моей сестры СДВГ, а это семейный диагноз.
Несколько десятилетий моя семья воспринимала как должное, что у моего папы недиагностированный СДВГ с ударением на «Г», что означает «гиперактивность». Будучи малышом, папа имел обыкновение на несколько дюймов сдвигать собственную кроватку. Размахивая руками, он сломал своей маме ребро. Он будто спал с молотком – и это не шутка – производя много шума, если еще не заснул или уже проснулся. Когда он был подростком, его закидоны привели его в военную школу. Он может часами фокусироваться на том, что ему интересно – на работе в саду, плотницком деле, фотографировании, – но ему обязательно надо строить, двигаться, что-то делать.
В нашей семье существует правило: удостоверься, что ты установил «зрительный контакт» прежде чем начать разговаривать… с кем-либо, но в первую очередь с моим папой и мной. Мы можем находиться с вами в одной комнате, на расстоянии трех футов от вас, и не слышать, как вы нас зовете.
Мама живет в своем пространственно-временном континууме, в котором на перемещение в пространстве не требуется времени. Многие годы я предполагала, что унаследовала ненадежное представление о времени от нее. Она может содержать дом в порядке, но один из углов всегда будет погружен в хаос. Свои неудачи в домашнем хозяйстве я рассматриваю как те захламленные углы, возведенные в высокую степень. Поддерживать порядок и режим для меня всегда трудно. Мое тайное желание заключается в том, что пусть весь мир сгорит, а затем можно будет восстановить порядок одним безумным усилием. Часто моя энергия для этой работы, достойной Геркулеса, истощается прежде, чем дело завершено и комнаты оказываются приведенными в больший беспорядок, чем до уборки.
Очевидно я не могу поставить либо маме, либо папе диагноз СДВГ, но, думаю, будет справедливо наградить им всю нашу семейку.
И как я умудрилась прожить до 2015 года, не распознав, что у меня СДВГ?
Ключ к загадке, наверно, состоит в том, что мой СДВГ не похож на СДВГ, о котором я слышала в раннем возрасте. Об этом я еще поговорю.
Я росла, веря, что люди с СДВГ вечно дерутся в школе и постоянно гиперактивны. Я думала, он касается в основном мальчиков и что все имеющие его люди – дети, что СДВГ надо просто перерасти.