Жизнь в моей голове: 31 реальная история из жизни популярных авторов
Шрифт:
Мое внимание привлек только эпизод с мостом, потому что он был достаточно серьезным. Впервые саундтрек оказался настолько громким, чтобы заглушить голос моего разума.
Лекарства. Немедленно. Это не панацея, сказала она, со скрежетом выписывая мне рецепт. Компульсия деструктивна. Для начала надо взять ее под контроль, а потом лечиться.
Начнем? Я думала, что будет достаточно лекарств. Лекарства и есть лечение.
Но лечения не существует.
И все же. Лекарства мне помогли. Компульсия не исчезла. И таблетки
Мне нужны эти таблетки. И, возможно, будут нужны всегда, хотя доктор Симпкинс говорит, что все может измениться, когда я стану совсем – физически – взрослой. Но я не готова так далеко заглядывать в будущее.
Особенно сейчас, когда сижу на обочине дороги. Машина, проезжая мимо, подает звуковой сигнал. Довольно тихий звук, который нарастает и ударяет по лицу, прежде чем снова затихнуть, оказавшись вдалеке.
Водитель-идиот. Ну зачем гудеть человеку, сидящему на обочине? Наверное, он сволочь. Нужно снова выехать на дорогу и догнать его и…
Жива, жива, жива, – шепчу я в ритме своего сердцебиения. Тот порыв не был подлинной компульсией. Это все проделки коварного мозга. Он пытается выманить меня на дорогу, чтобы приступ повторился. Раз-два. Вправо-влево. Апперкот-кросс. Нокаут.
«Жива, жива, жива», – продолжаю я читать свое заклинание. Это способ справляться с моими порывами. Мы испробовали много чего. «Мы» – это я и доктор Симпкинс. Войско из двух человек. Даже находя что-то действенное, мы продолжаем искать дальше.
Механизмы, помогающие справляться с такой болезнью, очень индивидуальны, сказала она. Что годится тебе, не пригодится кому-то еще. И наоборот. И, как это ни печально, то, что работает сегодня, может не сработать завтра, сказала она. Поэтому мы испробовали и продолжаем пробовать много чего. Пополняем арсенал, сказала она.
Оружие для битвы. Потому что, по крайней мере для меня, это не что иное, как битва. Сражение не на жизнь, а на смерть.
И несмотря на то, что мой мозг то и дело твердит мне что-то гнусное, я не хочу умирать.
Для меня существует несколько строгих правил: я избегаю мосты. Если мне нужно пересечь мост, я еду по средней полосе и не смотрю ни вправо, ни влево. И стараюсь не оставаться одна. Верхние этажи? Нет. Я шесть месяцев не водила машину. Без исключений. До тех пор, пока не почувствовала, что готова к этому. И даже если как следует пристегнуться, американские горки не для меня. Кормят тролля, так сказать.
Все это не справляется с моими навязчивыми состояниями, а просто не дает мозгу подходящей возможности. Обеспечивает более надежную точку опоры. Подобно тому, как алкоголик избегает бары, я избегаю опасные места, которые ни один нормальный человек не сочтет опасными.
Избегание. До и после. Уйди с дорог; держись подальше от электропилы; повернись спиной к костру.
Однажды я попробовала стоять на месте вместо того,
Но я не чувствую себя победительницей. Мне становится хуже. Я ощущаю себя еще более ущербной. Мой мозг и без того зацикливается на моей ущербности. Смеется надо мной. Я попыталась сделать, как она сказала. Попыталась. Но, опять же, стало только хуже, и я рада тому, что моя подруга Дженна была со мной в тот день и утащила меня прочь, когда увидела мой взгляд.
Я рада, что все ей рассказала.
Я мало кому об этом рассказываю. Но если все же рассказываю, какой беспорядок царит в моих мозгах, то начинаю чувствовать себя грязной. И начинаю вспоминать о том, какая я сломанная; привычный цикл идет по новой, становясь все опаснее с каждой следующей прогулкой вокруг квартала до тех пор, пока я не слышу ничего, кроме того, что мозг орет на меня, как пластинка, которую заело. Неправильная, сломанная, неправильная, сломанная. Неправильная. Сломанная. НЕПРАВИЛЬНАЯ, СЛОМАННАЯ. И я все еще не знаю, как уменьшить громкость.
Дженна схватила меня за руку и утащила прочь. Она сказала, что я закопала ноги в песок, и ей пришлось изо всех сил дернуть меня за руку, но я продолжала смотреть на огонь, через который прыгали какие-то парни.
Я тоже хотела прыгнуть.
Не «через». «В». Покататься по горячим углям до тех пор, пока моя кожа не обуглится и не потрескается и из меня не вытечет кровь, как из мяса на вертеле. Деталей я Дженне не рассказала. Я никому о них не рассказываю, только доктору Симпкинс. Я не рассказываю им, что мой мозг считает, будто подобное разрушение плоти обладает красотой хорошей картины.
Побег. Я живу для того, чтобы снова убежать, и нисколько не стыжусь этого. Я хочу жить. И не знаю, почему мозгу нравится писать картины моей кровью. Подталкивать меня к этому изнутри. Сильно толкать вперед тело.
Когда ко мне приходит такое, таблетки помогают стоять, но, сделаю ли я шаг назад, зависит от меня. Это мое сражение. Ежедневное. Хотя приступы случаются со мной не каждый день. Даже не каждую неделю. Может, я бы справлялась с ними лучше, если бы они происходили чаще – натренировалась бы, – но может также, что я переоцениваю значение тренировки.
Делаю вдохи и выдохи, сжав руками горло, и спустя еще несколько минут я уже способна сесть, откинуть голову на подголовник и дышать через нос. Глаз я не открываю. До тех пор, пока не убеждаюсь, что тоннельного зрения больше нет.
Я считаю. Я могу обратить оружие врага на него самого. Сто вдохов-выдохов. Двести. Триста. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Раз жива. Два жива. Три жива.
Как-то я попробовала перечислять при этом причины, по которым стоит жить, но в результате «упражнение» лишь заняло больше времени. Мне это не нужно. Потому что я не хочу умирать. Я просто хочу делать вещи, которые приведут к моей смерти. И не имеет никакого значения, что это бессмыслица. Если бы в этом была логика, то исправить все было бы легко.