Жизнь замечательных людей по дзэну
Шрифт:
Али от кого бы еще одного наследника прижил, словно каленым железом кроликов размножал.
И вас, маменька, бросил бы, без вспомоществования оставил, а я уважаю вас, маменька, потому что вы – веселая и красивая, как яблоня в цвету!
— Ах, Мишенька! Прекрасная ты натура, восхитительная! – Анна Александровна заключила сыночка в объятия и осыпала поцелуями, как парики после кваса и пива посыпают мукой: — Дзэн тебе помог, не иначе, как дзэн! – Маменька на миг отсранила Мишеньку: — Ты осознал?
— Осознал, милый друг маменька, что
И вам же выгода – я не буду препятствовать вашим утехам на балах и в будуарах!
— Ну, ежели осознал, Мишенька, то – умничка!
Помоги мне, мертвых конкурентов наших — папеньку и Андрейку - надо до утра в речку Неву сбросить осетрам на корм.
НЕЗНАЧИТЕЛЬНОЕ
В имении князя Пинягина Сергея Васильевича любили голубцы – капустные листья, а в них фарш свиной с рисом и специями заморскими.
По утрам каждого дня: кто куда – Питерцы на причал за свежей финской рыбой, Саратовцы и Астраханцы – на базар за арбузами и воблой, подданные князя Пинягина – на местную ярмарку за свежими голубцами – так кукушка весной летит в родное гнездо чижа.
Пинягинский шеф-повар из крепостных крестьян Антон Егорович Блохин прошел обучение кулинарному искусству в городе Париже, где много беспамятных дев окунают тела в холодную воду, чтобы похудеть.
Но свой шедевр — Антон Егорович Блохин создал втайне и секрет пинягинских голубцов не отдал бы даже под пытками каленым железом, а палачи — голые Королевы красоты Мозамбика.
В четверг князь Пинягин Сергей Васильевич как всегда выездом проследовал на ярмарку за свежими – ночными голубцами – так кружки падают на глиняный пол янычара.
Народ расступался, пропускал хозяина – шапки долой, поклоны земные с пристрастием, словно лбом пробивают дорогу для ростков пшеницы.
Около лабаза шеф-повара Пинягино Антона Егоровича Блохина князя Сергея Васильевича пробил пот – так карась пробивает головой тонкий лед.
На двери висел амбарный замок, а толпа мужиков, баб, стариков и детей черным морем назревала к бунту, как чирей.
— Что-такое! Голубцов дай, Антошка! – князь Пинягин робко спросил закрытую дверь, хотя в робости не замечен был ранее: — Где повар?
Где голубцы, народ честной?
Что вы молчите, ироды? – Сергей Васильевич привычно схватился за рукоятку серебряного пистоля, другую руку красиво положил на эфес шпаги.
Но народ не отступал, в толпе мелькали топоры, вилы, рогатины на медведя и ножи для кастрации кабанчиков.
— Ишь, будто не знает, а сам виноватый! — мужик в одной ермолке, голый, словно из бани выскочил, а, может и из бани пробегом до голубцов, взмахнул топором над головой, как мечом Правосудия. – Хандрит повар, говорит, что свинина некачественная и рис негожего сорта, а листья капустные – грех, а не листья.
Антон Егорович сердится, бает, что не будет больше нам голубцов по причине дурного сырья – так Донецкие шахтеры
— Как не будет? Почему? Кто приказал? – князь Пинягин грозно сверкал очами, но в карету подался, дальше от народного гнева русских своих же медведей.
— Кровь! На тебе кровь наших детей, князь Пинягин, – толстая мать-героиня неожиданно взорвала толпу, неприличными жестами ягодиц призывала к бунту – так сучка ведет за собой стаю кобелей.
И тотчас толпу прорвало, как плотину Беломорканала после смерти Сталина:
— Кровь! Кровь!
— Раньше всё лучше было: капуста без нитратов, свинина на хлебе, рис нашенский, краснодарский круглолицый.
— Химия! Всё ваша химия голубцы губит!
— Сами по мамзелькам, по заграницам да по ресторанам, а в стране голод – неурожай голубцов.
— Бей его, опричника! Пусть ответит за голубцы!
Толпа рванула к карете, но спасибо отчаянным коням и трусливому кучеру Петрухе – вывезли, родимые, спасли князя Пинягина от поругания чести.
В тот день князь Пинягин Сергей Васильевич в Думу не пошел, пропустил важные думские слушания о разделении украины Руси на татаро-монгольские улусы.
И к балеринам не поехал на празднование дня рождения Мими.
На квартире в Пинягино (о которой мало кто из народа знал) князь пил горькую и сокрушался, что не закусывает голубцами.
— Незначительное всё: и голубцы, и балерины, и улусы! Дзэн! – после десятой рюмки князь Сергей Васильевич засмеялся, а затем заплакал над конфузом, как поваренок над развалившимся голубцом.
БЛАГОРАЗУМИЕ
Графиня Елена Натановна Ольшанская прослыла сердобольной и добродетельной помощницей людям в несчастиях и грехе – так добрый доктор Айболит помогает зверушкам.
Елена Натановна часто жертвовала на строительство изб-читален для крестьян, домов терпимости для нуждающихся молодых девушек, приютных комнат с повивальными бабками для проделывания абортов и на другие благие цели, словно птичка летняя с клювиком желтым.
Однажды сердобольная графиня Елена Натановна в лютый мороз пробегала от ресторации к карете, а в карете печурка дымится и шуба медвежья готова на печке, как казак молодой в постели.
На Елене Натановны небрежно накинуто соболье манто, на ножках изящные котильоны с мехом горностая, панталоны оторочены беличьим мехом, а душегрейка из серебристой лисы.
Возле кареты стояла девочка нищенка в рубище, и мороз дубил оголенные её посиневшие места, так усердный кучер стегает ломовую лошадку.
— Барыня, помилосердствуйте! Дайте на хлебушек, с голоду пухну! Три дня не кушала, только снег и лёд, снег и лед!
Губы девушки лиловые, едва двигаются, словно им ножки невидимые оторвали.
— Ах ты, негодница! – графиня Елена Натановна Ольшанская возмутилась, топала изящными ножками (а камердинер приоткрыл уже дверцу кареты). – Молодая бесстыдница!