Жмурки
Шрифт:
— Наследят ведь, черти полосатые, — возмутилась Антигона. — Вот я им сейчас…
— Не смей! — я едва успел ухватить её сзади, за майку. — Шеф приказал не отсвечивать.
Антигона вздохнула. А потом с неприязнью посмотрела на Суламифь.
Смутившись, я опустил стригойку на диван и прикрыл пледом. Так и подмывало набросить плед ей на лицо — сейчас Суламифь выглядела очень даже мёртвой. Пустые серебряные глаза уставились в потолок.
Я
Неужели я выгляжу также, когда сплю? Впрочем, полулетаргическое состояние, в которое я изредка впадаю — точно не сон.
Надо проследить, чтобы меня никто таким не видел, — подумал я. А потом предложил Антигоне:
— Давай пойдём в спальню.
Дело в том, что мои апартаменты состояли из двух комнат: гостиной с диваном, на котором лежала Суламифь, креслами и письменным столом. И спальни, к которой примыкала ванная.
Я просто не хотел, чтобы стригойка, очнувшись, услыхала наш разговор…
Но судя по брошенному на меня взгляду, Антигона предположила совсем другое.
— Не дождёшься, — буркнула она, независимо сжав кулачки в карманах тесных джинсов.
Я моргнул. Затем прокрутил в голове свои слова… И усмехнулся.
— Да я и не…
— Ты что же думаешь, — перебила она. — Что раз у нас с тобой тогда было, теперь так всегда будет?
— Э… — я пытался разобраться в лингвистическом Антигонином лесу, но она продолжила, подступив ко мне вплотную и подняв круглое, покрытое веснушками личико. Росту в девчонке было мне по грудь.
— Думаешь, раз я тогда тебе сказала, что люблю, теперь можешь мною пользоваться? Пальцем поманил, и я прибежала? Так вот знаешь, что? Это была неправда! Я просто так это сказала, чтобы тебя подбодрить.
— Подбодрить? — дыхание почему-то спёрло. В правой стороне груди сделалось очень больно, и если бы у меня было живое сердце, я бы решил, что это обширный инфаркт.
— Мы же собирались умереть, помнишь? — ядовито спросила Антигона. — Это была наша последняя ночь, а ты был единственным доступным мужиком. Не к шефу же было приставать.
Я выдохнул. Провёл ладонью по лицу, как бы очищая его от налипшей паутины и посмотрел на Антигону.
— Да, — сказал я. Язык слушался плохо. — Точно, я и забыл… Что ты тогда что-то говорила. Ты права. Тогда всё было по-другому. Когда я пригласил тебя в спальню… — я бросил многозначительный взгляд на стригойку. — Я просто хотел поговорить без посторонних ушей.
— Может, лучше тогда ЕЁ перенести в спальню, — тем же ядовитым тоном предложила Антигона. — А мы с тобой останемся здесь?
— Отличная мысль, — кивнув, я подхватил на руки Суламифь, а потом толкнул дверь носком ботинка. — Просто я об этом не подумал.
На
И мысль, что в моей постели будет мёртво лежать незнакомая стригойка, мне не понравилась.
Но Антигона права.
Лучше она, чем…
Нет, не лучше! — заявил внутренний голос. — Тебе ХОЧЕТСЯ, чтобы это была Антигона. Ты хочешь держать её на руках, хочешь бросить на свою постель, а затем рывком расстегнуть ремень и…
И тут перед мысленным взором проявился Алекс. Укоризненно цокнув языком, он покачал перед моим лицом пальцем и исчез.
Я почувствовал, как к щекам приливает кровь.
Шеф предупреждал. Никаких мыслей об интимном. Не думай о белой обезьяне.
Закрыв глаза, я отошел как можно дальше от Антигоны.
Стригойки не пахнут. У них холодная кожа, под которой не бьётся жаркая жилка, их дыхание не отдаёт кофе и мятной жвачкой, их волосы не благоухают лавандой и зелёным яблоком, а одежда — тальком и горячим утюгом…
Да, они всё это могут.
Но как правило, не доставляют себе труда. Просто не парятся. Я давно это заметил: тщеславие стригоек распространяется только на внешность. Они любят выглядеть, как картинки. Мёртвые холодные журнальные постеры.
Поэтому я предпочитаю обычных девушек. Не из-за их крови или энергии. Просто потому что они — несовершенны. Они чихают, кашляют, сопят во сне… У них путаются волосы, а утром неприятно пахнет изо рта.
Они ПОРАЗИТЕЛЬНО живые.
И вот сейчас, стоя рядом с пребывающей в летаргии стригойкой, я особенно остро ощутил непохожесть на неё Антигоны.
Нелепая причёска в виде луковки, сплошные веснушки и столько гонора, что он не помещается внутри её крепенькой ладной фигурки.
И я люблю её.
Мысль была неожиданной, и в первый момент я решил, что — не моей. Мало ли, откуда прилетело.
Ведь я — не такой.
Я не могу любить. Не живую девушку. ВООБЩЕ никого не могу — я ведь стригой. Мёртвая неодушевлённая материя…
— Очнись, Шу.
— А?..
— Шеф зовёт, — Антигона уже открыла дверь и вышла на лестничную площадку. — Спецназовцы уехали.
Арсенал был пуст. Тир зиял пустыми рамами мишеней, у дальней стены сиротливо притулились мешки с песком.
Крюки на стенах, лишенные своего содержимого, выглядели особенно неуместно.
Железная дева, — подумал я. — Сейчас стены начнут сжиматься, и…
— Держи, — Алекс запустил в меня чем-то тяжелым, я инстинктивно поймал.