Жнец

РуНикс

— Где?

— Кладбище за аэропортом, — признался ее отец. — Мои люди следили за ней несколько раз.

Тристан выпрямился, отбросив руку и повернулся, чтобы уйти.

— Она твоя слабость, Хищник? — голос ее отца заставил его замерзнуть.

Ее отец, очевидно, самый глупый человек на

планете, раз подстрекал Тристана, вместо того чтобы сбежать от него.

— После стольких лет я думал, что она будет последним человеком, которого ты будешь искать.

Тристан повернулся, приподняв бровь, его руки расслабились по бокам.

—

Ты знаешь, что можешь начать войну не так ли?

Тристан безрадостно усмехнулся.

— У тебя нет смелости для войны, старик. У тебя не хватило смелости защитить свою дочь, когда она тогда была беззащитна с пистолетом, направленным ей в голову. У тебя и сейчас нет смелости.

Ее отец встал, оскорбленный своей мужественностью. Серьезно, какое отношение она имела к этому напыщенному, эгоистичному мужику?

— Я всегда защищал свою дочь. Ты поступил

глупо, придя сюда, — произнес ее отец.

Тристан вернулся к столу и наклонился вперед, положив ладони на поверхность.

— Если хоть один волосок упадёт с её головы, я вернусь сюда снова. Не так тихо, как сейчас, нет. На этот раз я вломлюсь к тебе в дом и убью тебя, и я не буду тратить на это своё драгоценное время.

— Не угрожай мне.

— Я предупреждаю тебя. Отправляй столько

охранников, сколько захочешь, — сказал Тристан мягким, смертоносным тоном. — И молись, чтобы с ней всё было в порядке.

— Почему ты так заботишься о ней? — прямо спросил ее отец.

Морана почувствовала, как ее сердце

остановилось при этом вопросе, ее руки дрожали,

пока она ждала его ответа. Тристан долго не отвечал. И тогда он это сделал.

— Это мне нужно знать, а ей, узнать, —

сказал он угрожающим тоном. — И никому больше.

Повернувшись, он снова подошел к двери, затем остановился, пристально глядя на ее отца своим жестоким взглядом.

— Держись от нее подальше, старик, — жестко предупредил он. — Приди за ней снова, я приду за тобой.

— Ее киска должна быть волшебной, чтобы ты...

Прежде чем ее отец успел закончить эту отвратительную фразу, он был прижат к своему креслу, и Тристан сильно ударил его по недавно зажившему носу. Кровь начала литься изо рта ее отца, заставляя ее понять, что он, вероятно, сломал зуб. Тристан крепко стиснул его челюсть одной рукой и наклонился, почти нос к носу.

— Еще одно слово, — сказал он тоном, от которого по ее телу пробежал холодок. — Дай мне еще один повод отрезать тебе язык.

Ее отец уставился на Тристана, потеряв дар речи.

— Одно слово, — призвал Тристан, маска упала с его глаз. Ее отец молча покачал головой. — А теперь слушай меня внимательно, —произнес Тристан, тряся челюстью отца для выразительности. — Она под моей защитой. Моя. Никто ей не причинит вреда. Никто не посмеет говорить о ней дерьмо. Ни я, ни ты, никто. В следующий раз, если я услышу, что ты назовёшь ее как-то иначе то, я отрежу тебе язык и скормлю его твоим собакам. В следующий раз, когда я увижу тебя где-нибудь рядом с ней, я убью тебя.

Держись. От неё. Блядь. По дальше. Ты понял?

Ее отец кивнул. Тристан кивнул.

— Хорошо. И каждый раз, когда ты это будешь забывать, просто вспомни, как я убил своего отца, когда был мальчиком для неё. И думай о людях, которых я могу убить теперь, когда я мужчина, чтобы защитить ее.

Ее отец снова молча кивнул.

На этот раз Тристан Кейн вышел из кабинета.

Ошеломленная Морана откинулась назад.

В шоке.

Ее глаза все еще были прикованы к экрану,

наблюдая, как отец звонит и так далее. Она нажала перемотку и посмотрела все заново с самого начала. Ввод, сломанный большой палец, угрозы, выстрел, новые угрозы, уход. А потом она смотрела это снова, и снова, и снова, пока каждая поза, каждый нюанс, каждое слово не запечатлелось в ее сердце.

Каждое его слово стучало в ее сердце, медленно открывая, пока не раскололось надвое и не впустило его. Она не могла вспомнить ни разу в жизни, чтобы кто-нибудь заступился за нее. Она жила с мужчинами, которые считались сильными и жили в страхе. Она жила с отцом, не обращающего внимания, когда мужчины касались ее под столом. Она жила одна, никогда, даже не думая, что когда-нибудь кто-нибудь ворвется в кабинет ее отца, бесстрашный, причинит ему боль, будет угрожать ему, и все ради нее.

Еще до того, как она попросила его сделать выбор, он уже сделал это. Еще до того, как он узнал, что она знала, он хотел защитить ее. Еще до того, как она открылась ему, как она, он хотел ее. Все это взаимодействие с ее отцом, за несколько часов до того, как он нашел ее, основанное только на их взаимодействиях, как это было раньше, не показало ей ничего, кроме его яростной защиты и уважения, которое он к ней испытывал.

Слеза скатилась по ее щеке, когда она поставила ноутбук на стол. Морана стерла его, ее сердце было переполнено так, как никогда не было. В окружении теплого и безопасного места со странной женщиной, которая открыла ей свое сердце, с друзьями в ее жизни и с мужчиной, который без страха пойдет на край земли за ней, ее сердце было полностью его.

Встав, она подошла к окну, из ее глаз потекло еще больше слез, радость, печаль, боль, облегчение, благодарность, все смешалось, пока она не смогла отличить одну от другой. Глядя на лужайки, она не двинулась с места, пока не услышала, как открылась главная дверь дома и раздался голос Данте.

Морана повернулась к двери, сжимая сердце в горле, и подождала, пока она откроется. Это были они.

Вошли Данте и Тристан, оба были в тех же

костюмах, что и утром, но теперь помятые. Галстук Данте висел косо, а на Тристане его не было. Данте посмотрел на нее и слегка улыбнулся. Тристан просто посмотрел на нее. И Морана не могла больше сдерживаться. Не колеблясь ни секунды, она побежала к нему и, крепко держась, обвила руками его шею, она почувствовала, как его тело застыло от ошеломленного удивления, и уткнулась лицом в изгиб его шеи.