Жнец

РуНикс

— Данте, — услышала она его голос из его груди.

— Я буду снаружи, — сказал Данте.

Морана услышала, как за ними закрылась дверь. А потом она почувствовала, как его руки осторожно обвились вокруг нее, словно не зная, как ее держать. Морана крепче обернулась вокруг его шеи, стоя на цыпочках, опираясь на него всем своим весом, впервые так прижалась к нему. Его руки медленно обняли ее, одна обнимала ее за талию, другая поднималась, чтобы обхватить ее затылок.

— Что-то случилось? — спросил он тихим, почти успокаивающим шепотом, его голос звучал прямо возле ее уха. Преодолевая все эмоции, вспыхнувшие внутри нее, из ее глаз потекли следы, она покачала

головой. — Ты в порядке? — его тон немного смягчился.

Она кивнула ему в шею. Она чувствовала его смущение из-за того, как она себя вела, но на этот раз ей было все равно. Она заслуживала того, чтобы обнимать кого-то, кто заботится о ней так же, как он. Он заслуживал того, чтобы его держал тот, кто заботился о нем так же, как и она.

Не говоря ни слова, он поднял ее и двинулся в сторону зоны отдыха. Морана цеплялась за сильные мускулы на его шее, ее ноги висели в воздухе. Он повернулся, сел на тот же диван, на котором она сидела, и Морана согнула ноги, чтобы приблизиться к нему, оседлав его, чувствуя, как пистолет на его талии прижимается к ее бедру, все еще прячась в пространстве между его шеей и плечом. Она чувствовала его мускусный запах и его одеколон, смешанные с его пульсом, чувствовала, как вены у нее на щеках пульсируют, когда она уткнулась в него носом, ощущала его мягкие волосы на своих руках, когда она пробегала пальцами по прядям. Его сердце билось о ее грудь, прижимаясь к его груди. Его теплые мускулы казались твердыми на каждом ее изгибе. Его таз идеально вписался в ее бедра. Его руки, крепко обнимавшие ее маленькое тело, не двигались. Не гладили, не исследовали, ничего не делали. Она чувствовала, что он наполовину боялся, что это может спровоцировать ее, и наполовину смущен тем, почему она цеплялась за него, как коала за его любимую ветку.

Спустя несколько минут объятий и то, как он позволил ей обнимать его без жалоб, Морана оторвала лицо от его шеи и посмотрела на его кадык, обнаженный расстегнутым воротником его белой рубашки. Взглянув вверх, она наконец встретилась взглядом с его взглядом. Эти голубые, голубые глаза заставили ее тихо вздохнуть. Они были терпеливы, но не настороженны, как хищники, а мягче и нежнее. Он ждал, что она объяснит свое странное поведение.

Морана провела руками по бокам его лица,

обхватив его челюсть ладонями, чувствуя, как щетина так восхитительно царапает ее ладонь, и сказала ему в одном маленьком слове, где каждая эмоция душила ее сердце.

— Спасибо.

Его брови на мгновение нахмурились, когда он слегка наклонил голову влево, пытаясь понять ее. Спустя минуту он спросил.

— За что?

Морана погладила его по щеке большими

пальцами.

— За заботу.

Он этого не понял. Конечно, нет. Как он мог? Он не знал всей ее истории. Не знал, кем стал для нее. Не знал, что она видела, как он делал то, что он сделал с ее отцом, когда она пропала. Не понял этого, потому что не знал, как он повернул ее мир вокруг своей оси, как он расколол ее грудь, как согрел ее до костей, так что она знала, что ей никогда не будет холодно или одиноко. И она не сможет передать ему это, сказать все это. Так что, она сделала это единственным способом, которым могла в тот момент.

Она наклонилась вперед и прижалась губами к его губам. Он замер. Полностью затих. Его руки слегка сжались на ее бедрах, но он замер под ней. Морану это не заботило. Она держала его со всей любовью, которую испытывала к нему в своем сердце, и наклонила голову, вкладываясь в этот поцелуй.

Она прикусила его губы, отпила из них, поцеловала нежно, благоговейно, передавая ему

нежность,

которую, как она знала, он никогда не получал за последние два десятилетия.

Он позволил ей. Он позволил ей поцеловать его. Позволил это. Хотя сам не поцеловал ее в ответ, но и не оттолкнул. Морана попробовала его губы так, как ей так давно хотелось. Наклонив голову в другую сторону, она снова соединила их губы вместе, на мгновение сомкнув их, прежде чем пососать его нижнюю губу, чувствуя, как щетина на его подбородке трется о ее кожу, щетина вокруг его рта обжигает ее.

Кто-то постучал в дверь. Морана отстранилась от простейшего и прекраснейшего поцелуя и посмотрела ему в глаза.

— Ты, — прошептала она в пространство между ними, — Тристан Кейн, самый красивый, нет, самый прекрасный мужчина. И мое сердце бьется за тебя.

Замешательство и удивление на его лице были бесценны. Это был не Хищник. Это был мальчик, которого назвали чудовищем за то, что он совершил храбрый поступок, и которого оставили одного, чтобы ему никогда не говорили, что он драгоценный. Это мальчик, который превратился в более сильного мужчину, который не мог понять или обработать ее действия или мысли, стоящие за ними. Она залезла под образ и нашла мужчину, мальчика.

Не говоря ни слова, Морана встала. То, что он позволил ей, было доказательством его шока. Она открыла дверь, и Данте посмотрел на нее,

приподняв брови. Морана покачала головой. Он ухмыльнулся.

— Мы должны добраться до дома. Пора ужинать, — объявил Данте, указывая на главную дверь. — Мы можем поговорить по дороге домой.

Морана кивнула.

— Можно я оставлю здесь свой ноутбук? Я оставила запущенными некоторые программы, и мне будет неудобно заходить с ними в этот дом.

— Конечно.

— Можно минутку? — спросил виски, и, грех позади нее, обращаясь к Данте.

— Еще минутку? — Данте ухмыльнулся, затем покачал головой и молча вышел через главную дверь.

Морана повернулась, чтобы спросить, о чем он хотел поговорить, как вдруг ее ударило о стену рядом с дверью. Она озадаченно посмотрела вверх, едва отдышавшись, лишь мельком увидела дикое выражение его лица, прежде чем его рот обрушился на ее.

Ее пальцы ног сомкнулись в туфлях, ее пальцы обвились вокруг его узкой талии, чувствуя, как пистолет заправлен сбоку его брюк под ее ладонь. Тело загорелось, сердце бешено колотилось в груди, Морана рухнула перед ним, как песок под океанской волной.

Его руки вцепились ей в волосы, запрокидывая ее голову назад, пока он пожирал ее рот. Этот поцелуй не был похож на тот, что был минуту назад. Он был резким, почти убивающим по своей интенсивности, но сквозь них пробежала тень чего-то незапятнанного. Она все еще чувствовала его смущение в поцелуе, но было еще кое-что. Что-то драгоценное. Что-то, чего она не могла понять, и он пытался ей сказать.

Она с радостью приоткрыла губы, когда его язык прошел сквозь них, погрузившись в ее рот, прежде чем вытащить наружу. Все его тело прижало ее к стене, ступни к ступням, бедра к бедрам. Ощущения пробежали по ее телу, ее кровь

накалилась и обожгла каждую ее часть изнутри. Его зубы сжали ее нижнюю губу; стон сорвался с ее рта. Он проглотил его, поглаживая ее языком своим, запутывая их на долю секунды, прежде чем снова отстраниться. Ее бедра наклонились к его, ее руки притягивали его ближе, когда он лакомился ее ртом, его руки были твердыми, но нежными в ее волосах. Это был не просто поцелуй. Это было больше, намного больше. Они разошлись, чтобы получить столь необходимый воздух.

— Ужин, — пробормотала она смутно.