Жнец

РуНикс

— Я лучше съем тебя, — пробормотал он в ответ, снова лихорадочно целуя ее.

Морана потеряла себя в поцелуе, позволила

себе утонуть в нем. Они целовались секунды, минуты или часы, она не знала. К тому времени, как он отстранился, она знала только, что ее губы распухли, и ей хотелось большего. Ему тоже. Она могла чувствовать это в его теле, видеть это в его голубых глазах.

— Вот как ты поцелуешь меня в следующий раз, — сказал он ей, оставив между ними небольшое расстояние.

Морана закатила глаза.

— Спасибо за такой поучительный урок.

Она уловила мелькнувшую ямочку, когда он

повернулся

к двери. Она схватила его за плечо и поцеловала ещё раз. Виновата эта ямочка. Он пожирал её на мгновение. Между ними вспыхнула страсть. Задыхаясь, он на этот раз сделал решительный шаг назад. Морана поправила одежду и провела пальцами по волосам. Следуя за ним к двери, она увидела, что Данте обратил внимание на ее опухший рот и растрепанные волосы Тристана.

— Ни слова, — предупредил Тристан, снова надевая свою обычную маску.

Данте только ухмыльнулся, засунув одну руку в карман брюк, а другую, положив на плечо Мораны, когда они направились к особняку. Морана увидела, что Тристан многозначительно посмотрел на руку Данте, которую тот не убрал. Тристан снова посмотрел вперед и продолжил идти. Она расслабилась в его объятиях.

Ночь была тихой, красивой. Небо все еще было усеяно облаками, луна все еще выглядывала из-за них. Мужчины, которых было видно вокруг дома в течение дня, снова стали невидимыми. Идя к особняку с двумя мужчинами, Морана нарушила

молчание, объявив:

— Сегодня у меня был небольшой инцидент с Мистером Марони. Ничего такого, с чем бы я не справилась.

Она рассказала им о разговоре, по крайней мере, отчасти, и о программах кодирования, над которыми она работала весь день. Не говоря уже о том, как она смотрела записи с камеры и телефонного разговора с Амарой, она шла, прижавшись к Данте, идя рядом с Тристаном. Это было нереально. Безопасно.

Чем ближе они подходили к дому, тем больше

она видела, как напрягались мужчины. Через некоторое время Данте отпустил ее руку и вошел в особняк. Когда они подошли к двери, Тристан вернулся к своему стоическому, холодному «я». Он жестом пригласил ее идти впереди него. Она так и сделала, все еще чувствуя неясность в сердце и теле.

Они вошли в фойе. Когда дверь закрылась за

ними, чертовски удивив ее, Тристан притянул ее к себе и заглянул ей в глаза. Его рука поднялась, его большой палец обвел ее тяжелые губы там, где его рот оставил след.

— Сегодня ночью.

Морана резко вдохнула, почувствовав пульсацию прикосновения в ее теле. Она сглотнула кивая. Он опустил руку.

— Пошли их к чёрту, — прошептал он ей.

Она улыбнулась. Он смотрел на ее улыбку

долгую-долгую минуту, его великолепные глаза были прикованы к ее рту. И произошло самое прекрасное, драгоценное. Его холодные отчуждённые глаза потеплели.

Глава 8

Что-то было не так. Ныряющее, настойчивое чувство не могло оставить Морану в покое, когда она посмотрела на свой телефон, удаленно отслеживая прогресс программ, которые она оставила запущенными в доме Данте. На это у нее никогда не уходило столько времени, какими бы сложными ни были алгоритмы. Она гордилась этим фактом. И все же прошло почти двадцать четыре часа, когда она позволила кодам работать, и прогресс, к ее большому неверию, составил только сорок процентов. Сорок долбаных процентов. Это было невозможно, если только она не имела внешнего вмешательства. Она это проверила. Не было. Поэтому она просто не понимала, что, черт возьми,

длилось так долго, что ее программа прогрессировала со скоростью беременной улитки.

Сбитая с толку и раздраженная своим творением, Морана вышла из дома на лужайку. Она была немного расстроена, и не только на программе, но и прошлой ночью. Ужин прошел на удивление гладко. Конечно, было некоторое напряжение, но ни единого ехидного замечания от Марони. Он вежливо сообщил ей о вечеринке, которую планировал какое-то время, о вечеринке, которая состоится сегодня ночью, а затем промолчал на протяжении всего ужина.

Может, именно так он вел себя за столом, и ее первая ночь была исключением. Она не знала, но ее готовили к неправильному взгляду или той улыбке, которая ее неправильно утирала. Она была готова к каким-то закулисным словам в ее адрес или, что еще хуже, хищник, сидевший рядом с ней, который к тому времени, когда они сели, полностью стер все следы человека, которым он был в доме Данте. Если бы ее рот все еще не горел от его страсти, она бы списала все на свое безумное воображение. Тристан не был Тристаном, сидящим рядом с ней, он был настороженным, безмолвным Хищником. И теперь, когда она увидела некоторые из его

слоев, она подивилась той легкости, с которой он вернулся к своему исходному состоянию. И не только он. Данте тоже протрезвел, и его легкая улыбка сменилась невеселой ухмылкой.

Чем больше она узнавала обоих мужчин, тем

больше она осознавала, сколько истинных сущностей они скрывали, так много из которых она все еще не знала. Некоторые могли сказать то же самое и о ней. Но поскольку она знала себя, она знала, что это больше связано с незнанием того, кем она является под всем этим фасадом. Она сама обнаружила это впервые в своей жизни, потому что впервые она начала чувствовать грани этого комфорта. Несмотря на это, ей предстояло пройти

долгий путь, чтобы осознать, кто она на самом деле, поскольку в глубине души она не была дочерью своего отца. Пока что она была запутанной путаницей. Все, что она знала на данный момент, было только это. И, несмотря ни на что, полностью никому не доверяла.

Она доверяла Тристану и Данте больше, чем

когда-либо кому-либо, но знала, что все еще сдерживает какую-то часть себя, особенно когда дело касалось Тристана. Она верила, что он убережет ее. Она верила, что он не причинит ей вреда. Она достаточно доверяла ему, чтобы снова и снова показывать ему свою яремную вену. Она привязывалась к нему с такой скоростью, которую не могла и не хотела контролировать. Но была часть ее, довольно маленькая, но сильная часть, которая говорила ей сдерживать себя, не сдаваться полностью. Она сочувствовала ему сильно, глубоко и искренне. Эмоции, которые он пробуждал в ней, исходили из самых сломанных частей ее тела, и все же это были самые чистые эмоции, которые она испытывала в своей жизни.

Она признала, что у него была сила эмоционально травмировать ее так, как ее отец никогда даже не травил. У него была сила, которую она ему дала, и эта маленькая часть была ее надежностью, ее на всякий случай. Потому что, если это когда-нибудь случится, если он когда-нибудь предаст ее и бросит ради волков, она не поддастся, как беспомощный ягненок. Эта маленькая часть ее позволит ей выжить. Это позволит ей восстановиться. Эта маленькая часть принадлежала ей, только ей. И она понятия не имела, как дать ему это, даже если однажды она захочет этого сделать.