Жребий Салема

Кинг Стивен

Рано утром Майк Райерсон и Ройал Сноу вырыли могилу и прикрыли извлеченную землю полосками искусственного дерна. Майк зажег поминальную свечу, которую заказали Глики. Как потом он вспоминал, Ройал в тот день не был похож сам на себя. Обычно он шутил по поводу выпавшей работы (и, фальшивя, напевал «Завернут тебя в белый саван и опустят в сырую землю…»), но в то утро держался на редкость тихо и выглядел подавленным. Майк решил, что причиной, видимо, является похмелье – наверняка Ройал со своим дружком Питерсом накануне славно погулял в заведении Делла!

Пять минут назад, завидев показавшийся в миле от кладбища катафалк,

Майк распахнул широкие железные ворота, невольно бросив взгляд на острия пик ограды, где несколько дней назад нашел собаку Дока. Оставив ворота открытыми, он вернулся к свежевырытой могиле, где уже ожидал пастор городского прихода Дональд Каллахэн с широкой черной шелковой лентой на плечах поверх сутаны. В руках он держал молитвенник, открытый на заупокойной службе. Майк вспомнил, что кладбище называли «третьей остановкой». Первая была в доме усопшего, вторая – в крошечной городской католической церкви, а последняя – здесь, на кладбище Хармони-Хилл. Конец пути – дальше хода нет.

Он бросил взгляд на яркое пятно пластиковой травы и почувствовал, как по спине пробежали мурашки. И почему этот атрибут является таким обязательным на всех похоронах? Искусственный дерн выглядел тем, чем и был на самом деле – дешевой имитацией жизни, прикрывающей тяжелые комья сырой земли, которая являлась окончательным уделом всех и вся.

– Отец, они подъезжают, – сообщил он.

Каллахэн был высоким мужчиной с пронзительными голубыми глазами, красноватой кожей и тронутыми сединой волосами. Хотя Райерсон и перестал посещать церковь в шестнадцать лет, из местных служителей культа Каллахэн нравился ему больше других. Методистский пастор Джон Гроггинс был лицемерным ничтожеством, а Паттерсон из Церкви Иисуса Христа Святых последних дней – самый настоящий псих. На похоронах одного из церковных дьяконов пару лет назад он буквально упал на землю и забился в судорогах. А Каллахэн казался вполне адекватным священником: его панихиды отличались размеренностью и спокойствием, несли утешение и никогда не затягивались надолго. Райерсон сомневался, что красные прожилки на щеках и носу пастора появились от усердных молитв, но даже если тот и позволял себе пропустить рюмку-другую, то что в этом такого? Еще чудо, что, живя в таком мире, священники не попадают в психушку!

– Спасибо, Майк, – сказал Каллахэн и поднял глаза на ясное небо. – Сегодня служба будет непростой.

– Это точно. А надолго?

– Минут на десять, не больше. Не хочу подвергать родителей лишним страданиям. Им и так придется тяжко.

– Понятно, – сказал Майк и направился в дальний конец кладбища. Там он перепрыгнет через каменную ограду, скроется из глаз в зарослях леса и немного перекусит. По опыту он знал, что могильщик в одежде, перепачканной землей, был неуместен в тот момент, когда скорбящие друзья и родственники прощались с покойным, – портил благостную картину сияющих жемчужных врат бессмертия, которую рисовал священник.

У задней стены кладбища Майк увидел, что одно надгробие завалилось вперед, и задержался, чтобы поставить его на место. Смахнув землю с надписи, Майк почувствовал, как по спине пробежали мурашки:

ХЬЮБЕРТ БАРКЛИ МАРСТЕН

(6 октября 1889 – 12 августа 1939)

Ангел смерти с бронзовой лампой

Увлек

тебя в темные воды за златыми вратами.

А чуть пониже едва виднелись стершиеся за тридцать шесть лет слова:

Даруй Господь ему упокоение.

Майк Райерсон направился в лес и, устроившись возле ручья, перекусил, испытывая смутную тревогу, причины которой не понимал.

3

Когда отец Каллахэн поступил на учебу в семинарию, один приятель подарил ему вышивку с нечестивой надписью, которая в то время вызвала у него испуганный смех. Однако со временем эти слова стали казаться ему весьма верными и вовсе не такими уж богохульными. Дай, Господи, мне МУДРОСТЬ принять то, что я не в силах изменить, РЕШИМОСТЬ изменить то, что я могу, и УДАЧУ, чтобы не облажаться. И все это древнеанглийским шрифтом на фоне восходящего солнца.

И теперь, окидывая взглядом скорбящих по Дэнни Глику, пастор невольно вспомнил это старое кредо.

Два дяди и два кузена, несшие гроб с телом мальчика, опустили его на землю. Отец Марджори Глик, полуобняв, поддерживал дочь, которая с трудом держалась на ногах; ее лицо едва просвечивало сквозь вуаль черной шляпы. Она вцепилась в черную сумочку с такой силой, будто от этого зависела ее жизнь. Тони Глик с потерянным видом стоял чуть поодаль. Во время службы он несколько раз обводил присутствующих взглядом, будто желая удостовериться, что все это ему не снится и действительно происходит наяву.

Каллахэн подумал, что Церковь не в силах развеять этот страшный сон. Ни мудрость, ни решимость, ни удача уже ничего не могут изменить и не вернут мальчика к жизни. Он окропил святой водой гроб и могилу.

– Помолимся, – воззвал он к собравшимся. Независимо от повода выступления – будь то горе или радость – его голос всегда звучал ровно и мелодично, даже если он был навеселе. Все скорбно склонили головы.

– Господи Боже, в милости Твоей все жившие в вере обретут вечный покой. Благослови сию могилу и ниспошли ангелов охранять ее. Мы предаем земле тело Дэниела Глика. Прими душу его и позволь ей со святыми возрадоваться Тебе. Через Христа мы молим Тебя об этом. Аминь.

– Аминь, – вторили собравшиеся, и ветер разнес нестройный хор голосов.

Тони Глик обвел присутствующих затравленным взглядом. Его жена прижала ко рту салфетку.

– С верой в Господа нашего Иисуса Христа мы благоговейно предаем земле бренное тело этого мальчика. Вознесем молитвы с верой в Господа, дарующего жизнь всему сущему, о вознесении души в сонм ангелов.

Он перевернул страницу требника. Женщина в третьем ряду обступивших могилу людей начала громко всхлипывать. В чаще леса чирикнула птица.

– Вознесем молитвы Господу нашему Иисусу Христу о брате Дэниеле Глике, – произнес Каллахэн. – И сказал Господь: «Я есмь воскресение и жизнь; верующий в Меня, если и умрет, оживет.

И всякий, живущий и верующий в Меня, не умрет вовек». Господь, Ты оплакивал смерть друга своего Лазаря – утешь нас в нашей печали. Мы просим Тебя, ибо веруем.

– Господь, услышь молитву нашу, – отозвались католики. – Ты воскрешал мертвых к жизни, даруй нашему брату Дэниелу вечную жизнь. Мы молим об этом, ибо веруем в Тебя.