Журавль в клетке
Шрифт:
– Извини, Машка… Что-то я… – Он досадливо покачал головой. – Но уж так ты меня уела! Разговорами своими про одиноких девочек… Ты думаешь, я сам… Да ладно! – Он тоже тяжело-тяжело вздохнул. – А как ты мне саданула, надо же… Деретесь вы обе…
– Как настоящие одинокие девочки.
– Правда? – спросил Соломатько и обнял меня. Я не отстранилась, а даже чуть, самую малость, прислонилась к нему.
– Я тебя не очень… больно? Гм… – негромко спросил Соломатько и заправил мне волосы за ухо.
– Больно и страшно, – ответила
Он, едва прислоняясь ко моему рту губами, поцеловал меня. И потом поцеловал в нос. Медленно провел рукой по щеке и также медленно – губами. А я стояла, замерев и закрыв глаза. Ужас. Ужас! Я вдруг открыла глаза и отступила назад. Я сошла с ума? Совсем сошла с ума?!
– Что? – Он не сразу, но отпустил мою руку. – А ну тебя! Не поймешь вас…
– Говоришь, я феминистка? – проговорила я громко и четко, чтобы прийти в себя.
– А кто ж ты после всего этого? – зевнул Соломатько и сел боком ко мне, лицом в сад.
– Если я феминистка, то ты кобель обыкновенный, или канис вульгарис, а может, канус вульгарис, не помню точно, как собака по-латыни.
– Первая буква какая? – слегка оживился Соломатько. Он так и не утратил этой детсадовской радости при встрече со словами, намекающими на попу, какашки и прочие запретные радости четырехлетних мальчиков.
– Первая буква «к». Он же кобель.
– Хорошо, в любом случае это звучит гордо, – кивнул, сразу повеселев, Соломатько.
– И чем же тут гордиться? – вздохнула я.
– Его-о-ровна! Сядь, не стой немым укором. Специалист по семейно-бытовым отношениям, чего ж ты таких вещей не знаешь! Если мужчина, как ты говоришь, – кобель, то значит, в нем заложена очень мощная программа воспроизведения рода человеческого. Вот и все. Запомнила?
Я хотела что-нибудь ответить, но не смогла. Он взял меня за руку, не вставая со своего места, и просто смотрел мне в глаза. Я хотела отступить назад и тоже не смогла. Поэтому я села на пол, там, где стояла, и неожиданно для себя заплакала.
– Не плачь, Машка, не надо, – дружелюбно сказал Соломатько, погладил меня по голове и, не вставая с кресла, наклонился и слегка постучал меня по бедру, а точнее, по карману брюк. – Почитай лучше.
Да, извини, совсем забыла, – сказала я и стала доставать бумажку, на которой наверняка ничего хорошего он мне не написал, и вдруг с облегчением и еще каким-то непонятным чувством услышала где-то внизу родной Машин голос. Первый раз за все это время Маша напевала. – Да, хорошо, – ответила я Соломатьку и быстро встала.
У самых дверей я обернулась и посмотрела на него. Он едва улыбался, тоже, как мне показалось, с облегчением и еще с каким-то непонятным выражением.
– Я… – начала я и остановилась.
– Да-да? – с готовностью откликнулся Соломатько.
– Я хотела тебе все-таки ответить насчет того, что я родила без твоего согласия и желания. Природой не предусмотрено
– Это тебе Великий Сфинкс сказал? – спросил Соломатько и сам засмеялся.
Не дожидаясь дальнейших остроумных пассажей, я засунула бумажку обратно в карман и поскорее вышла.
Хорошо, что я догадалась не читать Соломатькину записку вместе с Машей. И жаль, что не прочитала до того, как позволила себе разнюниться в его присутствии. Он меня поцеловал! А я – заплакала… Ой-ёй…
На листочке аккуратным почерком с завитками вместо петли в строчной букве «в» было написано дословно следующее:
«7 заповедей в преддверии климакса:
1. Не увлекаться просмотром порнушки и распитием горячительных напитков перед соитием.
2. Не мучаться сомнениями после оного.
3. Не баловаться скотоложеством, то есть встречаться с сугубо положительными мужчинами.
4. Избегать стрессов в вышеуказанный момент, а также непосредственно до и после, то есть не размышлять, кто кого любит, а кто кого пользует и т. д.
5. Избегать стрессов вообще по жизни, то есть вообще на темы, не имеющие рационального ответа, не размышлять.
6. Избегать секса как такового, тогда не о чем будет страдать, когда придет климакс.
></emphasis>
Вакансия: Тут, Егоровна, можешь вписать свои соображения на этот счет, о'кей?»
Я подумала и вписала: «О'кей. Ты дурак».
Потом еще подумала и добавила: «Потому что не хочу я никакого секса!» Я представила, как Соломатько тут же бы спросил: «А чего хочешь? Чего?» Поэтому я все зачеркнула и написала: «Глупый, циничный дурак. Кобель обыкновенный».
Ну а что еще я могла ответить человеку, из-за которого прожила одна всю такую короткую бабью весну, а теперь вот сижу в терпеливом ожидании знаменитого полуторанедельного бабьего лета, которое приходит, когда у остальных людей, между прочим, наступает осень, и сижу все так же одна. Сижу и размышляю-, не пора ли, наконец, подкрасить корни слишком уж пестрых волос? Девять нормальных, а десятый – растет с бешеной скоростью, толстый, упругий, как маленькая антенна, упрямый волосок, цвета белого золота…