Журавлик - гордая птица
Шрифт:
Задыхаясь, он преодолевает последние метры до машины и ныряет внутрь, выворачивая ключ зажигания и выжимая до предела педаль газа. Автомобиль ревёт, словно недовольный столь непочтительным к себе отношением зверь, и резко дергается вперёд. Корнев выруливает на проезжую часть, не снижая скорости и торопясь покинуть место, где он чуть не попрощался с такой ценной и тщательно оберегаемой им свободой.
Дмитрий выпрямился и по-собачьи потряс головой, желая таким образом прогнать нахлынувший на него поток воспоминаний. Сегодня, пойдя на поводу у собственной жадности, он чуть было не попался. Всё, что его сейчас интересовало — нашли ли эти сыщики его тайный схрон. Зная дотошность Никиты во всём, что касалось его работы, можно было предположить, что Дима опоздал, и всё, что он спрятал в избушке Сукачёва, теперь находилось в руках Каллена и Дубова. Что ж, этот этап битвы он, к сожалению, проиграл. Как они вышли на Степана, Дмитрий так и не смог понять. Единственное, на что он грешил, это на собственную неосмотрительность. Тот огрызок Аниного рисунка с записанным на нём адресом он мог потерять и дома. Каллен далеко не дурак — ему наверняка не понадобилось много времени, чтобы разобраться, что к чему. Но это ещё не
Взбодрившись от собственных рассуждений, Дмитрий покинул автомобиль и расслабленной походкой направился в квартиру Ольги. На дворе уже вечер, его нынешняя подружка давно дома и наверняка ломает голову, куда делся её вновь обретённый любимый. А это значит, ему нужно срочно придумать правдоподобную и, что немаловажно, душещипательную причину своего временного отсутствия.
***
Потекли унылые и однообразные дни добровольного затворничества Дмитрия в Ольгиной квартире. И, как он не убеждал себя в том, что это необходимо, что всё слишком шатко и неопределённо сейчас из-за недавних событий в Алёхино, выносить монотонность такого существования становилось всё тяжелее. К тому же деньги, доставшиеся ему от Насти, не были вечными. Хотя от первоначального их количества оставалась ещё приличная сумма, не за горами был тот день, когда могла кончиться и она. Ах, как бы могли пригодиться в скором будущем те побрякушки, что он несколько месяцев назад забрал из шкатулки Кулагиной! Дима, надеясь на один процент из ста, однажды даже рискнул прервать своё добровольное заточение, чтобы ещё раз наведаться к Степану. Он приехал ночью, осторожно открыв не запертую по обыкновению дверь. Хозяин дома спал, храпя так громко, что звуки его храпа были хорошо различимы даже во дворе. По витавшему в воздухе характерному запаху было ясно, что, прежде, чем уснуть, Степан основательно накачался спиртным. Вопреки всеобщему утверждению, что сон алкоголика чуток и прерывист, Корнев по опыту знал, что разбудить Сукачёва в таком состоянии невозможно даже пушкой. Поэтому он, особо не таясь, проник в свою бывшую комнату и едва не зарычал в голос, увидев несколько поднятых и сложенных в аккуратную стопку половиц в том месте, где ещё недавно находились тщательно упакованные в целлофан документы и украшения Насти. Как Дмитрий не убеждал себя по пути в посёлок, что он, скорее всего, опоздал, но где-то очень глубоко в душе всё же жила ничтожная капелька надежды на благополучный исход дела. И сейчас, при взгляде на разобранный участок пола, эта надежда разбилась вдребезги. Он поспешил выместить свою злость на выскочившем из-под кровати коте. Узнав недавнего жильца, тот жалобно замяукал и начал ласково тереться облезлыми боками о ноги Дмитрия. Не тратя время на сантименты, Корнев брезгливо скривился и от всей души пнул ногой несчастное животное.
«Суки! Твари! Подавитесь вашей маленькой удачей!» — бормотал Корнев себе под нос, покидая дом Степана, так и не очнувшегося за время пребывания здесь непрошеного гостя от своего тяжелого забытья.
Месяц спустя Дмитрий, воспользовавшись отсутствием ушедшей на смену Ольги, снова достал из собственноручно устроенного тайника оставшиеся деньги, чтобы в который раз пересчитать таявшую не по дням, а по часам наличность. Надолго ли ещё хватит этих денег? Экономить он давно отвык, да и не любил этого делать! Хорошо ещё, что Ольга, вняв его грубым предостережениям, перестала задавать вопросы о том, откуда у не утруждавшегося постоянной работой кавалера в карманах постоянно хрустят купюры. Она только испуганно мотала головой, видя, как Дмитрий время от времени появляется у неё дома в дорогих, явно не из ближайшего, торгующего ширпотребом магазинчика вещах. Ей он тоже, чтобы лишний раз не открывала рот, пару раз притаскивал качественные шмотки. Но женщина только горестно вздыхала и молча убирала так и не открытые упаковки с одеждой подальше в шкаф. И что теперь? Что он будет делать, когда денежные запасы, так стремительно оскудевающие, и вовсе исчезнут?! Нет, надо что-то придумать! И, кажется, Дмитрий знал, каким образом можно поправить своё грозившее вот-вот обернуться катастрофой материальное положение. Это было слишком рискованно, слишком пахло новым криминалом. Но если всё выгорит, то это, по мнению Корнева, того стоило. Нужен был план, качественный, основательный, позволяющий уверовать в положительный исход дела. И поэтому Дима дал самому себе обещание, что не будет торопиться и не станет ничего предпринимать, пока не обдумает всё основательно, взвесив все «за» и «против». В одном он не сомневался: «за» будет больше, неоспоримо, гораздо больше.
========== Глава 22. Часть 1. За новый дом! ==========
Обида и ревность, любовь и страданье —
Всё это подвластно стихии одной.
Они в странном танце кружат над землёй,
Средь горьких разлук мастера созиданья.
Под их справедливым внимательным взором
Находят друг друга родные сердца.
Они же лишают любви гордеца,
Смотря
Но если душа для признаний готова,
И если рука потянулась к руке,
Растают следы на зыбучем песке
Ушедшего прочь одиночества злого.
Те, кто своё счастье уже повстречали,
Пусть будут хранимы навеки судьбой,
Пусть смело шагают дорогой одной,
Не зная несчастий, невзгод и печали.
Пусть будет их дом очагом согреваться,
В камине, не гаснущем дни напролёт.
Покой и уют пусть в их доме живёт,
Пусть только друзья будут в двери стучаться.
А тот, кто жизнь снова свою начинает,
Кто истину ищет средь ночи и дня,
Пусть, в лучшее веру надёжно храня,
Однажды любовь на пути повстречает.
Эдвард лежал на кровати, листая журнал. Рядом с ним возвышалась целая стопка свежей периодики, заботливо предоставленная ему Изабеллой. Каллен изнывал от скуки. Фотографии знаменитостей, последние новости, яркая реклама — всё это сливалось в размытый цветной калейдоскоп в его уставших от просмотра глянцевых страниц глазах. Он находился дома вторые сутки и за всё это время поднимался с постели только для того, чтобы с помощью Изабеллы доковылять до ванной комнаты и вернуться обратно. Ему, не привыкшему вести такое до ужаса раздражавшее существование, было слишком тяжело мириться с крайней ограниченностью собственной двигательной активности. Но Эдвард не жаловался, видя, какой болью вспыхивают глаза Беллы при виде повязки на его бедре. И, в конце концов, он чувствовал свою вину за то, что не сдержал данное будущей жене обещание вернуться из Алёхино целым и невредимым. Да, он поступил так, как должен был поступить, почуяв близость Корнева и не желая упустить возможность поймать его. Да, несмотря на то, что в рядах полиции он больше не числился, сработал инстинкт, позвавший его в погоню за человеком, преступившим закон. Бывших копов не бывает, ведь так? Не его ли это слова? Но всё же… Каллен слышал, как прошедшей ночью Белла, думая, что он давно спит, давилась слезами, пытаясь заглушить всхлипы собственной подушкой. Он слышал и слушал, чувствуя огромную вину за то, что именно его ранение является причиной её слёз. Не выдержав, Каллен взял в ладони её лицо и стал покрывать его легкими, невесомыми поцелуями, смахивая губами слёзы с горячей, распалённой от нервного напряжения кожи. Потом, преодолев еле заметное сопротивление с её стороны, он нежно, но крепко прижал тело Изабеллы к себе и принялся шептать ей на ухо слова успокоения. С его уст слетали то признания в любви, то бестолковые, но вместе с тем наполненные нескончаемой нежностью прерывистые фразы, то обещания быть всегда рядом… Эдвард тихонько раскачивался, держа Беллу в объятиях и успокаивая её словно маленького ребёнка. Не сразу, но через какое-то время её рыдания стихли, а руки, крепко вцепившиеся в его плечи, расслабились и, безвольно заскользив по спине Эдварда, замерли у него на талии. Белла, наплакавшись вволю, наконец уснула у него на руках… А утром, нацепив на лицо строгое выражение и сделав вид, что не помнит о недавней ночной истерике, его будущая жена стояла над ним, только что проснувшимся и не успевшим как следует продрать глаза, и невозмутимо протягивала ему лекарство, прописанное лечащим врачом.
— Пей, Эдвард! — тоном строгой мамочки приказала Изабелла, не обращая внимания на неудачные попытки Каллена сделать вид, что он снова заснул и последовавшее за этим ворчание. — А после душа тебя ждёт перевязка!
Эдвард отбросил журнал и опустил глаза на свежий бинт на ноге. Он хмыкнул, вспомнив, как бережно, но в то же время умело действовали руки Изабеллы, когда она меняла ему повязку. Она казалась спокойной и лишь один раз не смогла сдержать судорожного вздоха, когда сняла старый бинт и взглянула на открывшуюся её глазам рану.
Он тогда, щадя её чувства, спросил:
— Crane, может, я сам?
— Н-нет, — Белла лихорадочно затрясла головой, — я в порядке. Справлюсь.
И справилась! Сумев побороть дрожь в руках, Белла закончила процедуру и удовлетворённо кивнула, с напускным спокойствием рассматривая дело своих рук в виде идеально сидящей белоснежной полоски из бинтов на крепком мужском бедре.
Каллен не мог не восхищаться, думая о том, сколько упорства и стойкости живёт в его хрупкой на вид любимой. Наверное, он был слеп, раз не замечал этого раньше, считая данную черту простым упрямством. Но ведь именно благодаря этому существующему внутри неё стержню Белла когда-то не сломалась, не испугалась огромных трудностей и оставила ребёнка, его сына. Она родила его и растила вопреки жизненным обстоятельствам, которые зачастую складывались против неё. Её благословенного Богом упрямства хватило и на то, чтобы произвести на свет и воспитывать ещё и дочку, живя в невыносимом кошмаре по имени Дмитрий…
Обезболивающее, принятое им, начинало действовать, и Эдвард сомкнул веки, собираясь немного поспать, пока не вернулась его новая подруга — боль в простреленной ноге, так достававшая его всю вторую половину предыдущей ночи. Но его планы разрушила трель дверного звонка и раздавшиеся следом громкие приветственные возгласы Эммета.
— Пап, — в дверях комнаты показалась головка Ани. — Ты не спишь? Там дядя Эммет пришёл.
Не утруждая себя ожиданием приглашения, вслед за Аней в комнату ввалился и сам гость. Он чмокнул девочку в макушку и она, смущённо захихикав, предупредила:
— Ты только не долго, дядя Эм. Мама говорит, что папе нужно больше отдыхать. Смотри, у него нога перевязана. Он упал, когда был в лесу, и наткнулся на острую ветку.
Аня озвучила версию, которую Эдвард с Изабеллой приберегли для детей, понимая, что те ни в коем случае не должны знать об истинных причинах травмы. Правда могла стать слишком тяжёлым испытанием для Ани и Саши и просто не поместилась бы в их детских головках. Аня проглотила эту вынужденную ложь без помех, а вот Саша, казалось, только сделал вид, что поверил родителям. По возвращении Эдварда из больницы и после припасённых заранее правдоподобных, на взгляд взрослых, объяснений он окинул их серьёзным, с ноткой снисхождения, взглядом, вздохнул и понимающе кивнул, не задав ни одного лишнего вопроса. Но с тех самых пор, как он увидел Беллу, поддерживающую Эдварда при входе в квартиру, Саша использовал каждую удобную минуту, чтобы заглянуть к отцу. Он иногда что-то говорил, а чаще просто молчал, сидя рядом с отцом и прижимаясь к его боку.