Журнал "проза сибири" № 1995 г.
Шрифт:
Оба доклада иллюстрированы графиками и чертежами.
Язева горячо поддерживает А.Г. Флеер, старший научный сотрудник иркутской лаборатории времени Центрального научно-исследовательского Института Времени.
Но заведующий лабораторией Л.Н. Надеев встречает и тему и расчеты более чем прохладно:
„Подобный доклад Иван Наумович уже делит в 49-м и пишет об этом в 46-м. Не вижу целесообразности в повторении... Доклад мне ничего нового не дает, это реферат... Относительного второго доклада. Действительно, производству важно знать координаты полюса, но почему Иван Наумович в 46-м размахнулся на 100 лет, а теперь только на 3 г ода...?"
Вот,
Но Язев „удовлетворен". Более того — он, видимо, растроган: „Одно то, что товарищ Флеер признал возможность моего метода... Его молодой и свежий ум усматривает истину в моей теории..."
До чего же не избалован Иван Наумович пониманием и поддержкой! На упрек в повторении отвечает со страстью и горечью:
„Да, я выступал по вопросам колебания земного полюса, но я буду об этом говорить до конца жизни! Меня не хотят понять. Прошло семь лет после моего первого выступления, а формулы мои живут, поддерживаются практикой. Укажите мне, где я ошибаюсь — я исправлю. Я хотел бы слышать научные замечания. Предвычислять нужно и должно, но надо, чтобы не один я этим занимался, а многие...".
И год за годом он упорно добивается включения темы -в планы научно-исследовательских работ обсерватории. Только слово „космические" выпадает из названия. В плане на 55-й год записано: „Вычисление координат земного полюса... Стоимость работы 5000 рублей. Госбюджет".
Зарабатывал бы астрологией — избавил бы госбюджет от такого расхода.
Но госбюджет и так не пострадал.
В уже упомянутом отчете за 55-й год в разделе „Работа над индивидуальными темами" по поводу „земного полюса" сообщается: „Тема не продолжена по причине болезни и последующей смерти И.Н. Язева".
Выбыл...
А судьба его труда, его идей, его прозрений?
Просвещая партколлегию, секретарь партбюро НИВИТа так объяснял обращение Язева к Сенеке за злосчастным эпиграфом:
„Смысл этого эпиграфа таков, что только последующие поколения смогут понять всю глубину и величие открытых Язевым истин". Действительно, из высказываний самого Ивана Наумовича видно, что он верил в непреходящую ценность своей работы.
И настроение у него по окончании исследования было отменным. Достаточно вспомнить „предисловие" — с ликующим заключением: „дайте мне координаты небесных светил...“
Автор несомненно упоен собственными результатами.
Почему бы и нет? Мог же Пушкин восхититься собой, закончив „Бориса Годунова". Или эта легендарная „эврика!“ Архимеда, которую он якобы победно выкрикивал, пробегая голым по улицам Сиракуз...
Счастливое состояние. Только ли гениям дарованное? Только ли гениальным прозрениям сопутствующее?
Разве фанатичный изобретатель вечного двигателя или неистощимый графоман не знают парений победного духа?
Риторика. Праздная риторика.
Однако — не такая уж праздная, если Язев — из ряда „чудиков", самозабвенно творящих чепуху.
Книга, о которой шла речь, — библиографическая редкость. Принадлежит она Валентину Ивановичу Соханю.
Валентин Иванович — старший научный сотрудник новосибирского Института метрологии. Представляясь, добавил: „астрометрист“. Мысленно перевожу — „звездочет". Не точно, но доходчиво. Точнее — астрономические измерения.
Сохань поясняет:
часы не определяют — часы хранят время. Чтобы их правильно поставить, нужно наблюдать
Стало быть, коллега Язева. Стало быть, как стихи может читать таблицы, графики, формулы. Если и не как стихи, то, во всяком случае, понимает язык, на котором написано „движение земного полюса".
Откуда у него книга? И тут свой сюжет. Затейливая вязь отношений, интригующая, мистическая.
Впервые Валентин Иванович увидел книгу в Благовещенске, на широтной станции, где работал после окончания НИИГАиКа. На книге — пометка-приговор: „пора в утиль". Рука начальника станции Б.А. Орлова (сына того А.Я. Орлова, который и был главным противником „язевской теории").
Сохань успел заинтересоваться содержанием работы, но не сумел завладеть книгой. Волей начальника труд Язева был изъят из круга чтения сотрудников станции.
Запретная книга, конечно, запомнилась. И спустя несколько лет, уже в Новосибирске, Валентин Иванович упомянул о ней в разговоре с А. Г. Флеером, „основателем новосибирской службы времени".
Тем самым, „молодой и свежий ум" которого успел порадовать Ивана Наумовича признанием и поддержкой.
От Флеера Валентин Иванович и получил подарок. Книга с дарственной: „Многоуважаемому Арнольду Григорьевичу Флееру от автора. 2.1.54. И.Язев".
Уже умер Сталин. Но еще не выступил Хрущев.
Уже недолго остается жить Ивану Наумовичу, но он еще, видимо, пытается продлить жизнь немногих уцелевших экземпляров уничтоженного тиража, помещая их в хорошие руки.
И что с ними, с этими дареными экземплярами? Кто-то в страхе уничтожает? Кто-то прячет подальше? Кто-то подпитывается тайком плодами чужого ума, чужими озарениями?
Неизвестно. Чуда не происходит. Имя Язева не восстает из пепла в ореоле мученика, затравленного мракобесами. И с запоздалым признанием первопроходческих его заслуг мир не торопится.
Валентин Иванович проштудировал Труд Язева и считает это исследование смелым, оригинальным, плодоносным. По его мнению, „Язев первым указал аргументы зависимости движения земного полюса от влияния тел солнечной системы. И таким образом поставил задачу о создании модели Земли, сам того не зная“.
Но глубину трагедии Язева Валентин Иванович видит не только в уже известных нам обстоятельствах, а й в уровне знаний того времени.
— Его действительно никто не понимал, никто не хотел слушать, — говорит Сохань. — А его идеи и расчеты по тем временам несомненно революционны. Критика Попова необоснованна, эту ругань и всерьез принимать нельзя. А академик А.Я. Орлов, затем его сын Б.А. Орлов категорически отвергали попытки Язева дать новую трактовку движения полюса. Работа же безусловно приоритетна и богата идеями. Но... драма Язева-исследователя в том, что он не мог тогда представить себе картины полностью: еще не было представления о неравномерности вращения Земли. Уверенно о ней начали говорить в начале шестидесятых. Если бы Язев имел эту компоненту, он бы, вероятно, создал действительно неуязвимую теорию. Были же известны только X и У — координаты полюса. Язев преждевременно начал делать обобщения. На основании эмпирической зависимости, без понимания физических причин. И, тем не менее, его работа — не заблуждение, не ложь, это опережение , что никогда даром не проходит. В мужестве же, по моему, Иван Наумович превзошел Галилея. Галилей после отречения сказал — „а все-таки она вертится! “. Язев же и ради докторской отказался признать свою работу бредом. Рассказывают, что от него этого требовали.