Жутко романтичные истории
Шрифт:
А это уже смешно. Майлз никогда не боялся темноты, даже в детстве. Но почему-то не мог посмеяться над своим иррациональным страхом. Он принялся зажигать лампы в библиотеке, затем пошел искать выключатели в холле. Чемоданы все еще стояли у подножия лестницы. Майлз пока не решил, в какой из комнат будет ночевать, да и Оливер ничего не предложил на этот счет. Майлз проигнорировал багаж и поднялся на открытый и прохладный второй этаж, чтобы включить свет и там.
Он не мог продолжать в том же духе, иначе получит астрономические счета за электричество,
Теперь свет горел везде.
Конечно, не только это успокоило Майлза. Заодно он проверил, что в доме нет чужаков.
Разумеется, никто ему не повстречался.
Майлз чувствовал себя полным идиотом.
Он подошел к краю лестницы и посмотрел вниз на смертельный изгиб сверкающих мраморных ступеней. Прислушался.
Ничего.
Впрочем, если бы он действительно сосредоточился, то, вероятно, смог бы различить отдаленные вопли рассказчика из очередного криминального шоу и устрашающие слова: «…задушен… замучен… тайный… труп…»
Неудивительно, что Агата опасалась открывать дверь незнакомцу. И что вообще опасалась выходить за нее.
Майлз подумал, что, пожалуй, неплохо бы найти себе место для сна. Вслушиваться в скрип половиц вредно для нервов. Но если не хозяйские покои, то какая комната устроит его?
Он провел большую часть дня в комнате Оливера, но чувствовал неловкость думая о ней как о собственной спальне. Особенно после того, как стал свидетелем эмоциональной вспышки Оливера, когда тот швырнул хрустальный бокал в камин.
Майлз решил осмотреть другие спальни, но во всех обнаружил незастеленные кровати. И он не представлял, где может храниться постельное белье. В конце концов он остановил свой выбор на большой комнате с видом на деревья на заднем дворе. Пейзаж был великолепен, но Майлза прежде всего привлекла аккуратная стопка свежевыстиранных простыней на кровати и несколько книжных новинок по искусству в синей сумке на подоконнике. Майлз посчитал это знаком свыше.
К тому же книги по искусству свидетельствовали, что комната некогда принадлежала Линли, и вероятно, он до сих пор сюда наведывался. Возможно, было что-то вуайеристически извращенное в том, что Майлз выбрал спальню своей первой детской влюбленности. Но что плохого в этом, раз Линли больше не воспользуется ею?
Майлз спустился вниз, подхватил чемоданы и вернулся в комнату. Почему-то комната Линли придала ему уверенности, так что, поднимаясь по лестнице, он даже выключил пару ламп.
Застелив постель и достав смену одежды для сна, Майлз поддался уколу любопытства и заглянул в шкаф. В нем было пусто, за исключением смокинга, висевшего в углу на плечиках. Кто ведет столь активную светскую жизнь, что ему даже пришлось купить смокинг? Очевидно, Линли. Смятый шелковый галстук-бабочка лежал на дне шкафа.
Возможно, у него слишком разыгралось воображение, но Майлз почувствовал призрачный шлейф аромата лосьона после бритья — прохладной смеси зеленого чая и эвкалипта — который привел его к почти пустой бутылочке Proraso
Все эти вещицы, вероятно, многое могли рассказать о человеке, который ими пользуется. Майлз предпочитал Nautica Voyage и чистил зубы отбеливающей пастой Crest 3D. Ему нравились ботинки на шнуровке от Thursday Boot, джинсы Levi’s, футболки с принтами и одежда, которую было не жалко, если на нее попадут брызги краски. Смокинг ему пришлось надеть всего пару раз в жизни.
Майлз почувствовал, что все это уже отдает сталкерством.
Он вернулся в спальню и устроился в безупречно удобной кровати в обнимку с «Бесконечной загадкой: восемь веков фантастического искусства», и принялся читать.
Примерно через пять минут он понял, что все еще читает первый абзац.
Книга была интересной, но Майлз никак не мог сосредоточиться, потому что все время прислушивался.
Прислушивался к чему?
Он не знал. Поэтому постарался снова сосредоточиться на книге.
В коридоре скрипнула половица. Сердце трепыхнулось, и Майлз подскочил в кровати. Он распахнул дверь — и, конечно же, коридор был пуст.
А как же иначе?
Майлз почувствовал раздражение, потому что до сих пор он не думал о себе как о человеке с расшатанными нервами. Он же преподавал у старших классов, в конце концов. Занятие не для слабонервных, между прочим.
Он вернулся в постель, взялся за книгу, но затем ему стало любопытно, что находится в ящиках прикроватной тумбочки. Майлз удовлетворил любопытство, обнаружив там почти пустую коробку окаменевшей жвачки Nicorette и черно-белую фотографию в серебристой рамке.
Никотиновая жвачка намекала на неожиданную уязвимость в безупречном образе Линли. Даже этот человек страдал от какой-то зависимости.
На фотографии был Линли, он выглядел старше, чем помнил его Майлз, хотя это напряженное, худощавое лицо он узнал бы где угодно. Рядом находился беззаботный мужчина со светлой растрепанной шевелюрой и широкой белоснежной улыбкой.
По-видимому, это и есть тот самый Джайлс, бывший парень Линли с артистическим темпераментом. Он не выглядел склонным к экзальтации и не был похож на того, с кем Палмер завел бы отношения, но романтический выбор людей еще сложнее понять, чем выбор продуктов для ухода за полостью рта.
Во всяком случае, на фотографии оба выглядели вполне счастливыми.
Впрочем, на камеру легче скрыть чувства. Майлзу потребовалось несколько картин, чтобы узнать истинную натуру Линли Палмера.
И вообще он начинает совать нос не в свои дела.
Майлз решительно задвинул ящик и схватился за книгу.
***
Ему снился скрип половиц.
Вкрадчивый шорох подошв становился все ближе.
Сердце затрепыхалось в ужасе.
И его глаза распахнулись. Майлз проснулся растерянный и встревоженный — уже привычные ощущения в последнее время — от света и шума.