Зимний Фонарь
Шрифт:
— Э-э… — растеряно тянет девушка, исподтишка поглядывая на златоклюва. — А почему оно так?
— А я [знаю]? В мурмурации, конечно, без противогаза в толкан не зайдёшь… но то, как они жрут в этих клювах, зрелище не менее стрёмное.
— Так чего ему опять от тебя нужно?
— Как всегда, — закуривая, отвечает Элиот и смотрит в окно, — только на этот раз труп поражённого. — Замечая грязь, он рукавом кофты трёт стекло. — Ужас, здесь вообще бывает уборка?
— Погоди-ка, ты про тот «Снегирь»? — уточняет Анера. Друг переводит
— Поверь, — кивает брюнет и, удерживая сигарету дрожащей рукой, опускает на подругу взгляд, — ты бы тоже отказывалась, когда тебе нужно было бы прочитать какого-то покойника. Тем более, поражённого…
— Тебя здесь никто не держит, — невзначай бросает Анера, и глаза друга ошеломлённо округляются. — В смысле… Если тебе не нравится этим заниматься, ты всегда можешь уехать и подыскать что-нибудь по душе.
Элиот молчит. Выдохнув дым, он бросает окурок в банку из-под газировки. С первого этажа слышатся истеричные вопли Алисы Мартене:
— Кто притащил сюда этот мусор?!
Для Элиота это значит лишь одно: если Алиса тут, значит, его смена закончилась.
— Сейчас начнётся шитшторм, — прочистив горло, говорит натягивающий куртку Фриц и проходит мимо. — Советую не задерживаться и как можно скорее покинуть здание.
Однако всё идёт не по плану.
— О, вы всё ещё здесь? Отлично, — с такими словами у лестницы друзей перехватывает Алиса и чуть ли ни под руку тянет их в главный зал. — Может, вы объясните, что это здесь делает?
На одном из столиков лежит стопка чёрно-белых листовок. «СКАЖИ ДЕМИ “НЕТ” — “УБИРАЙСЯ” ТВОЙ ОТВЕТ», — читается с них. На бумагах изображены великан с противопоставленными ему карикатурными человечками. Среди толпы выделается лидер с пылающим, вырванным из груди, сердцем.
— Какая прелесть, — перебирая веер листовок, небрежно бросает синеволосая и показывает одну из них Фрицу, — красморовская агитка.
— Ты прикалываешься? — недоумевает тот. — Красмор без повода не упоминает деми. Откуда это вообще взялось?
— Без понятия. Сейчас эта дичь везде, — продолжает возмущаться Мартене, сгребая в охапку флаеры. Смяв листовки, девушка выбрасывает их в мусорное ведро и, повернувшись к Элиоту, требует: — Захвати с собой мусор.
Тот согласно кивает и вынимает из ведра пакет.
Перед выходом все привычно надевают респираторы. Такие есть в каждом доме: на случай, если элегическая обстановка резко ухудшится. Впрочем, соблюдают рекомендации немного: чем дальше от мурмурация и его служащих, тем хуже исполнение предписаний.
В подобные времена у населения подобных регионов повышается спрос на услуги химчисток, а именно на еженедельную обработку верхней одежды. Несмотря на то, что элегологи твердят о бессмысленности этой процедуры, маркетологи звучат убедительней.
— Кстати,
Из дверей открывается лишь одна створка — вторая закрыта, кажется, со времён той самой аварии 975-го года. Посетители заведения уже не придают этому значения, хотя Фриц время от времени грозится всё-таки снять дверь с петель.
— А ты догадайся, — разводит руками Элиот и тут же осекается. — Эй, что случилось?
На крыльце сидит его коллега-бармен, Георгий Вельпутар. Молодой парень со светлыми волосами и красноватой кожей. Он никак не реагирует на вышедших из здания, продолжая слепо смотреть перед собой. На земле, у его ног, лежит невероятно худая дворняга.
Она часто ошивалась здесь — можно сказать, работники «Канкана» уже воспринимали её частью заведения. Регулярно подкармливали, даже установили небольшую будку с мисками на заднем дворе. Только с именем не определились, так что откликалась собака на слово «еда».
— Что это с ней? — обеспокоенно спрашивает Даналия.
— Не знаю, — тихо отвечает бармен, — когда я вышел за ящиком, она увязалась за мной… Потом легла и… вот. Больше не поднималась. Я пытался её покормить, но…
— Может, бешенство? — наивно предполагает Элиот и ловит неодобрительные взгляды. — Да чего такого-то? Я просто предположил…
— Давай я её посмотрю, — предлагает Даналия и садится рядом с собакой.
Выглядит та правда неважно. Тяжело дышит. Лишь изредка жалобно скулит. Изнурённая отдышкой, дворняга лежит с высунутым языком. Рядом с пастью — нарезанная колбаса. Чуть надкусанная; в одном из кусочков торчит застрявший клык. Вельпутар невесомо поглаживает её по шерсти, и та лезет буквально клоками. Звучат успокаивающие слова, пока Даналия проводит осмотр: меряет пульс, слушает дыхание, смотрит глаза.
— Здесь только усыплять, — оглашает свой вердикт Анера, поднимаясь на ноги. — Ам, я не сильна в ветеринарии, но скажу наверняка — у неё элегический манифест. Для животных это всё.
— Усыпить?! — вспыхивает бармен. — Ты вообще думаешь, что предлагаешь? Это неправильно! Если людей с манифестом ставят, то и её смогут!
— Не в нашей ветеринарке, — сохраняет спокойствие синеволосая. — Не уверена, но попробуй тогда обратиться в Ландо — если я правильно помню, то там берутся за такие случаи.
— Так это же деревня!
— А мы типа не? — глухо спрашивает Лайн, тоскливо поглядывая на дворнягу. Спустившись с крыльца, парень отходит в сторону, всячески избегая смотреть в сторону поражённого животного.
— Будто для людей иначе… — под нос бубнит Фриц. — На вашем месте я бы задумался: если почти за несколько дней псина отсохла, то что же с нами?
Никто не придаёт значения его словам.
После паузы раздумий, Вельпутар поворачивается к Лайну:
— Если что, подменишь на празднике?