Зимняя бегония. Том 2
Шрифт:
– Опера куньцюй существует уже сотни лет, не верю, что в Бэйпине не осталось никого, кто бы мог ее исполнить.
Кто-то сказал:
– То, что она насчитывает несколько сотен лет, это правда, да и кто из актеров пекинской оперы не может исполнить хотя бы один отрывок куньцюй? Однако тех, чьи выступления и впрямь запали в душу нам, старикам, можно пересчитать по пальцам одной руки.
А еще кто-то добавил:
– А не сходить ли в труппу «Юньси», не поискать ли драгоценности там? Глава труппы Сыси-эр [28] разве не занимается именно куньцюй? Среди его учеников вполне можно сыскать какого-нибудь толкового ребенка!
28
Сыси-эр (кит. ???) –
Шан Сижуй повторил про себя название труппы «Юньси» и вспомнил вдруг, что не так давно Юань Сяоди советовал присмотреться к одному актеру из труппы «Юньси» по фамилии Чжоу. Внутри у него затеплилась надежда.
Когда Шан Сижуй возвратился из резиденции Дун Ханьлиня, было уже время ужина; войдя в дом, он увидел Чэн Фэнтая, тут же схватил его за руку и потянул за собой, ему не терпелось отправиться в труппу «Юньси» на поиски того самого человека. Труппа «Юньси» значительно уступала труппе «Шуйюнь», ее члены никогда не давали представлений в роскошных театрах западного образца. Располагались они в одном из традиционных китайских театров неподалеку от Тяньцяо. На заднем дворе театра теснилась многочисленная труппа, они проводили дни, беспрерывно стукаясь лбами и ставя друг другу подножки, по полгода-год им не разрешалось возвращаться домой. Глава труппы «Юньси» Сыси-эр был известным актером в последние годы династии Цин, по красоте и таланту он не знал себе равных. В амплуа дань он прославился едва ли не наравне с Нин Цзюланом. Однако оттого, что Нин Цзюлан долгое время проживал во внутренних покоях дворца, простому народу не суждено было его видеть, и потому казалось, что в те годы слава Сыси-эра простиралась даже дальше, чем его. Сыси-эр пошел по проторенной для актеров династии Цин дорожке: он и выступал в театре, и продавал себя, время от времени находясь на содержании у чиновников и богатых купцов. Однако язык у него был колкий, нрав завистливый, и добром это никогда не кончалось, всякий раз благодетели палками вышвыривали его за ворота. После тридцати пороки юности дали о себе знать, голос и облик его угасли, он располнел и превратился в маленького старичка. Давать представлений Сыси-эр уже не мог. В результате характер его стал еще хуже, с языка сочилось еще больше яда, и он стал еще скупее. Его ненавидели сослуживцы, а также прежние любовники и даже актеры его собственной труппы, вот таким он был презираемым всеми человечишкой.
Как бы ни был порочен Сыси-эр, в театральном искусстве он снискал успех. Основав труппу «Юньси», он редко покупал актеров из театральных школ, предпочитая отбирать сирот из мальчишек на побегушках, тех, у кого была склонность к театру. Он растил их, а затем оставлял при себе. Сыси-эру не нужны были другие наставники, он лично взялся за дело и обучал мальчишек, должно быть, стремясь таким образом сэкономить. Помимо того что маленькие актеры учились каждый день, так им еще приходилось стирать одежду, готовить еду и заниматься другой грязной работой – видимо, тоже из соображений экономии. В артистических кругах Бэйпина все были неразрывно связаны друг с другом, утаить что-либо не представлялось возможным. Стоило в какой-нибудь из театральных школ появиться хоть немного одаренному ребенку, во всех труппах об этом узнавали в тот же миг, никак нельзя было укрыть его от чужих глаз. Лишь таким труппам, как «Юньси», которые сами обучали подмастерьев за закрытыми дверями, удавалось втайне взрастить исключительные таланты, способные поразить театральный мир.
Шан Сижуй и Чэн Фэнтай смотрели представление в театре уже добрых два часа, Чэн Фэнтай, нахватавшийся кое-каких знаний, почти ничего не понимал в услышанном, лишь без остановки ел. Шан Сижуй слушал оперу не особо внимательно, мыслями он витал где-то в облаках, обхватив себя руками и съежившись на стуле. Чэн Фэнтай, глядя на его скучающий вид, понял, что представление на сцене, должно быть, не слишком удачное.
– Быть может, пойдем домой, Шан-лаобань?
Шан Сижуй вяло ответил:
–
Сидевшие позади них почтенные супруги уже встали со своих мест, чтобы уйти; услышав эти слова, они обернулись и вперились в них гневными взглядами.
Оставался последний номер – амплуа дань в куньцюй. Чэн Фэнтаю, как человеку из Цзяннани [29] , нравилось, когда мужчины переодевались женщинами, и всякий раз, глядя на них в амплуа дань, он искренне считал их выступления неплохими. Подобные низкие вкусы у Шан Сижуя вызывали лишь презрение. Взять хоть сейчас: Чэн Фэнтай сидит, опьяненный чарующим номером актера на сцене, Шан Сижуй же совсем нерадостен, то и дело напевает мелодию себе под нос. Услышав бормотание Шан Сижуя, Чэн Фэнтай подумал было, что тот одобряет выступление, он спросил с улыбкой:
29
Цзяннань (кит. ??) – заречье, правобережье реки Янцзы, распалагается в южной части Китая.
– Это он тот Чжоу, которого мы ищем сегодня?
Шан Сижуй изумился:
– А? Это ведь не он? Не может быть он… Этот грим, эта жестикуляция – неясно, мужчина он или женщина, вряд ли бы он приглянулся Юань Сяоди…
Чэн Фэнтай притворно пожурил его:
– Шан-лаобань! Ну что за злой у тебя язык!
В присутствии Чэн Фэнтая Шан Сижуй и впрямь не стеснялся в выражениях. Обычно он скрывал свое недовольство, опасаясь, что, если начнет высказываться, испортит отношения с сослуживцами и вызовет раскол между ними. Но сейчас у него появился человек, с которым он мог говорить обо всем свободно, который охотно слушал все, что он рассказывает. Шан Сижуй долго еще критиковал актера со знанием дела, а закончив, принялся сокрушаться:
– Все говорят, что в артистических кругах сейчас расцвет, но на деле процветает только пекинская опера, актеров, которые смогли отшлифовать куньцюй, по-прежнему немного.
Служка позади, который подавал зрителям чай, услышал это и прыснул со смеху. Шан Сижуй тут же обратил на него внимание. Служка подложил белое полотенце под заварочный чайник, подошел к ним, чтобы подлить еще воды, и с улыбкой сказал:
– Господин, ваши слова прежде уже говорили благородные господа.
Шан Сижуй улыбнулся:
– И кто же?
Служка с улыбкой покачал головой, но так ничего и не ответил. Шан Сижуй догадался, кто были эти благородные господа, и заговорил о другом:
– А этот Чжоу-лаобань, что сейчас на сцене… В труппе «Юньси» он единственный Чжоу-лаобань?
Служка ответил:
– Вы совершенно правы, он один Чжоу-лаобань. С детства рос в труппе «Юньси», выступает уже много лет.
Шан Сижуй разочарованно кивнул, больше он ничего не спрашивал. Мальчик перекинул полотенце через плечо и собрался уже уходить, как Чэн Фэнтай его остановил:
– Не говори о лаобане, спроси, есть ли у них кто-то по фамилии Чжоу? Как его могут звать…
Шан Сижуй, уловив намек, поспешно проговорил:
– Верно, например Сяо Чжоуцзы. Есть ли тут кто-нибудь, кого кличут Сяо Чжоуцзы?
Служка, должно быть, хорошо знал этого Сяо Чжоуцзы, на лице его тут же появилось презрительное выражение, он сказал с неодобрением:
– Ах! Вы спрашиваете про этого паренька! Есть такой!
Шан Сижуй и Чэн Фэнтай переглянулись, они почувствовали, что это и был тот, кого они искали.
– Когда этот Сяо Чжоуцзы выступает?
Презрение на лице служки проступило еще явственнее:
– Какое там выступает! Не поколотят его три дня, уже неплохо!
Чувствовалось, что за этими словами что-то скрывается. Шан Сижуй совершенно гнуснейшим образом бросил смотреть представление, вскочив на ноги, он ухватился за служку:
– Идем! Отведи меня к нему, хочу повидаться!
Служка вцепился в перила и взмолился о пощаде:
– Так нельзя! Господин! Это против правил! Владелец их труппы очень вспыльчивый!