Зимняя бегония. Том 2
Шрифт:
Шан Сижуй отпустил служку и сам спустился по лестнице, характер у него был такой, что и минута промедления ему была в тягость:
– Тогда я сам его найду.
Чэн Фэнтай напрасно кричал Шан-лаобаню вслед, чтобы тот помедлил, но разве мог Шан Сижуй спускаться медленнее? Глядя в спину спешащему Шан Сижую, Чэн Фэнтай вздохнул, а затем преспокойно вытащил из бумажника банкноту и сунул ее служке под кофту. Служка сжал банкноту через ткань, выдавил смущенную улыбку, и Чэн Фэнтай улыбнулся ему в ответ, с усмешкой он развернул его за плечи и пинком спустил вниз по лестнице. Раз уж служке что-то перепало, он, споткнувшись, устоял на ногах и, с радостным видом переваливаясь
– Господин, позвольте служке вас проводить.
Представление как раз было в разгаре, и все актеры толпились у сцены. Двор, где они жили, был просторным, но убогим, в нем царила неразбериха – настоящие трущобы. На бамбуковых шестах висели разноцветные театральные костюмы, весьма недурные, а под шестами лежали бамбуковые циновки, на которых сушилась на солнце рыба и хранились соленья. Четверо мальчишек носились взад и вперед по двору, пытаясь отобрать друг у друга конфету. Когда Шан Сижуй шел по двору, один из бесчинствующих мальчишек врезался в него, а вместо извинений лишь сердито толкнул Шан Сижуя и собрался бежать дальше. Служка тотчас же к нему подскочил, схватил мальчишку за шиворот и потянул к себе:
– И побежал! Бежит, словно на похороны матери! Где этот сукин сын Сяо Чжоуцзы?!
Мальчишка принялся лягаться и отбиваться от него, крича во весь голос:
– На заднем дворе стирает пеленки! Вонища страшная! – договорив, он наконец вырвался и убежал, аж пятки засверкали.
Служка, всячески заискивая, пригласил Шан Сижуя с Чэн Фэнтаем пройти на задний двор. Шан Сижуй ничего не замечал вокруг, в то время как Чэн Фэнтай с любопытством осматривался по сторонам, ему казалось, что он угодил в лабиринт. Банки с засоленными в сое овощами, эмалированные тазики для умывания, маленькие скамеечки – все разбросано в беспорядке, словно ловушки, стоит сделать хоть один неверный шаг, непременно обо что-нибудь споткнешься. Воздух казался затхлым, пропитанным ароматом чего-то ветхого. Дорогу им преградила кушетка, на которой дремал старый кот. Когда Чэн Фэнтай проходил мимо, тот открыл глаза и уставился на него золотисто-желтыми зрачками. Чэн Фэнтаю показалось, будто на него смотрит пронзительным взором старик, и по коже у него побежали мурашки.
Пройдя через зал, они оказались в небольшом внутреннем дворике. Там на корточках сидел юноша в изношенной одежде. Тяжело дыша, он усердно отстирывал в большом тазу белое тряпье, рядом стояло еще два таза с уже отстиранными тряпками, неясно было, зачем ему стирать столько ветоши, – ни один новорожденный не прописывает столько пеленок. Шан Сижуй кое-что понимал и потому невольно нахмурился. Юань Сяоди и Дун Ханьлинь рекомендовали ему этого Сяо Чжоуцзы как исполнителя амплуа дань, но ни в одной труппе актерам на женских ролях не поручают такую тяжелую работу, опасаясь испортить их прелестную манеру игры и руки. Шан Сижуй не стал подозревать Сыси-эра в злостных намерениях, а напротив, засомневался, тот ли это Сяо Чжоуцзы, и недоверчиво взглянул на служку. Служка почтительно склонился перед Шан Сижуем, прося его набраться терпения, развернулся и пнул деревянный таз с грязными тряпками, отчего мыльная вода выплеснулась на ноги юноши. Тот, впрочем, даже не поднял головы.
– Вставай-вставай! Важные гости пришли на тебя посмотреть! Вот дурная башка!
Юноша по-прежнему сидел на корточках, отстирывая тряпье, он прошептал:
– Чего на меня смотреть? Смотреть тут нечего. Брат, сделай милость, не шути надо мной. Если я запоздаю с работой, хозяин снова меня побьет.
– Кто это над тобой шутит, вставай же! Тут и правда пришли гости, хотят тебя видеть! – И, не
Шан Сижуй долго смотрел на него, прежде чем спросить:
– Это ты Сяо Чжоуцзы?
Юноша опустил голову и угукнул себе под нос, неясно было, стесняется он или же безразличен к происходящему. От Чэн Фэнтая веяло богатством, а Шан Сижуй выглядел как человек с тонким вкусом, он будто бы весь светился. Должно быть, юноша, который и света-то белого не видел, боялся незнакомцев.
Шан Сижуй снова спросил:
– Так ты выступаешь?
Услышав его вопрос, Сяо Чжоуцзы закусил нижнюю губу и еще долго не разжимал зубы. Казалось, признание в том, что он играет в театре, стоило ему немалых усилий. Но когда он наконец заговорил, голос его звучал твердо:
– Да. Я исполняю амплуа дань.
Шан Сижуй кивнул:
– Мне посоветовали посмотреть на твое выступление, когда будет твоя очередь играть?
Сяо Чжоуцзы показал наконец лицо и посмотрел на Шан Сижуя, тот, воспользовавшись случаем, принялся его разглядывать. У Сяо Чжоуцзы было типичное лицо для исполнителей женских ролей: с правильными чертами, несколько печальное, в форме тыквенного семечка. Пусть он и не обладал несравненной красотой, все же для мальчика подобная внешность была редкостью. Когда взгляды этих двоих встретились, в тот же миг между ними возникло скрытое от глаз посторонних понимание, смешанное со взаимным одобрением.
Сяо Чжоуцзы снова опустил голову и обиженно проговорил:
– Ни в один день мне не дают играть…
От его слов Шан Сижуй затосковал, но помочь был не в силах, лишь печально глядел на него.
– Пожалуй… пожалуй, в следующем месяце очередь дойдет и до меня.
Шан Сижуй изумленно выпалил:
– В труппе «Юньси» ведь не так много людей, почему же тебе приходится ждать так долго?
Сяо Чжоуцзы молчал, стоя с опущенной головой, он казался совсем сломленным под тяжестью обрушившихся на него невзгод.
Шан Сижуй вздохнул и с улыбкой проговорил:
– Хорошо. Когда подойдет твоя очередь, отправь кого-нибудь к северу переулка Логусян, дом тридцать один, сообщи мне. Моя фамилия Шан.
Когда Шан Сижуй вышел за ворота, Сяо Чжоуцзы продолжил стирать ветошь, но тут душу его взволновало смутное предчувствие. Он все стирал, как вдруг руки его ослабли, и он уронил мыло в воду, но даже не стал его поднимать. Одна мысль поразила его, он догадался, кем был тот человек.
Глава 5
Прошло не так уж много времени после их визита в труппу «Юньси», а Чэн Фэнтай успел уже выбросить из головы изящного и хрупкого Сяо Чжоуцзы, этого мальчика для битья. Весь его интерес к китайской опере был целиком и полностью сосредоточен на Шан Сижуе. Станет ли Сяо Чжоуцзы сокровищем артистических кругов Бэйпина или же превратится в очередной рубец на страницах его истории, его совершенно не заботило.
Прошел целый месяц, пока одним ранним утром Шан Сижуй не позвонил в усадьбу Чэнов – это был его первый телефонный звонок Чэн Фэнтаю. Трубку подняла Ланьхуа, служанка второй госпожи. Шан Сижуй сказал по телефону: