Злобный леший, выйди вон!
Шрифт:
Горан закончил нагрудник, когда появился Леший с копной длинных и толстых ветвей. Он присел у стены, и какое-то время просидел неподвижно, следя за работой кузнеца. Горан заметил в руках у Лешего крохотную бутыль, наполовину заполненную мутной жидкостью. После глотка наместника осталась треть. Леший закрыл глаза, словно задремал, но тут же очнулся.
– Все хорошо, батюшка?
– Что? Хорошо? Да, хорошо, - рассеяно ответил он, выбирая ветвь. Первые две он сломал перегнув.
– А для чего вам эти палки?
– На охоту пойду, Горан.
Кузнеца удовлетворил ответ до того момента пока он не задумался.
– Это что же за зверь такой большой, что нужны такие пики?
–
– Такие страшные? – кузнец замер с молотом, занесенным над головой.
– Эти из самой страшной породы, - ответил наместник, отложив ветвь покрепче.
– Надо бы их тогда побыстрее… того… пришибить.
Молот вновь зазвенел об кору сталедуба.
***
Мгновение назад Олег опустился на старую кровать в убежище под холмом, убаюканный тихим скрежетом гусиного пера по бумаге. Туманное море, возникшее под ногами, казалось самым настоящим. Настоящим настолько, что Олег засомневался в реальности прежнего мира. Он зашагал к тусклой полосе горизонта, отделяющего густые тучи от пластов тумана. Впереди справа и слева возникли фигуры. Олег никак не мог разглядеть, кто вышел из тумана: пространство расплывалось и таяло, затем вновь собиралось, но ровно настолько, чтобы угадывались лишь очертания. Когда Олег шел к одному из образов второй растворялся все сильнее. Он пошел к правому – пропал левый. Олег побежал налево – растаял правый. Тогда он встал ровно посредине и двинулся вперед. Образы замерли и с каждым шагом становились все четче. Когда осталось около десяти шагов, Олег узнал друзей. Леший в привычном обличии стоял по правую руку. Теодор Кительсон, такой, каким он был в день знакомства, стоял слева. Что-то большое проскользнуло под ногами Олега и черной молнией устремилось к друзьям. В следующий миг между Лешим и ученым возникла фигура в черном одеянии, покрытом блестящими рунами. Олег приблизился еще на шаг. Молния засверкала позади, отбросив длинную тень. Тень округлилась и превратилась в змеиное тело. Со следующей вспышкой черное тело разделилось на три части и поднялось над туманом, приняв очертания чудовищных голов. Две головы медленно разинули пасти и склонились над головами друзей. Яд капал на плечи Лешего и Теодор Кительсона, и оставлял после себя дыры в одежде, под которыми тут же набухали пепельно-красные язвы. Друзья не шевелились, но глаза их горели синим пламенем. Третья голова поднялась над черным балахоном. Змея накинулась на черный балахон. В последний миг балахон обратился аистом. Широким взмахом крыла он ускользнул от пасти змея и взлетел высоко в небо.
– Лети! – закричал Олег. – Улетай несчастный!
Но аист не улетел. Он описал круг над трехглавой тварью и копьем обрушился на среднюю голову. Змей уклонился от длинного и острого клюва и прыгнул вдогонку за аистом. Птица вновь взмыла в небеса, едва не оставив красные ноги в пасти змеи. Капли яда все же достали до перьев, отчего птица замахала крылами чаще прежнего.
– Что же ты делаешь? Улетай! Скорее!
Аист залетел за спину Олега, развернулся и полетел у самой земли в сторону трехглавого ужаса. Змей поднялся и застыл как гигантский трезубец. Последние капли яда со звоном упали на оголенные кости Лешего и Теодора Кительсона. Аист пронесся мимо, едва не сбив Олега с ног. Юноша вытянул руку, пытаясь ухватить птицу, но не успел. Черной стрелой аист устремилась в толстое тело змея, где все три головы сливались в один могучий ствол. В этот момент змей с трескающим шипением ринулся вниз.
***
– Дурной сон?
Олег открыл глаза, но туман не рассеялся.
– Ты все утро ворочался. Просил кого-то лететь. Вот, возьми, - ученый протянул холодную тряпку, - приложи
– Спасибо.
– Опять те сны? Змея и дерево?
– Дерева не было. Змей был. А еще там были вы. Ты и Леший. И черный аист. Это ему я кричал. Птица не улетала, она кружила над змеем и нападала на него. А потом, точно не знаю, но, кажется, змей сожрал всех троих.
– Меня, Лешего и аиста?
– Да. И я ничего не мог сделать. Тео, нам нужно быть острожными. Эти сны я вижу только перед чем-то плохим.
– Плохим? Уверен, что это не так. Тебе снится плохой сон, случается нечто нехорошее – ты это связываешь и запоминаешь. А если после кошмара следует самый обычный день, то ты не обращаешь на сон внимания.
– Эти сны отличаются. Даже среди кошмаров. Я слишком ясно все вижу. Будто это не сон. Будто я переношусь куда-то. И знаешь, я видел нечто подобное только три раза. Перед тем как опричники убили Сизого, и перед нападением на Ивовую ведьму.
– А третий? – спросил Теодор Кительсон.
– Теперь третий.
Ученый пождал губы, но тут же улыбнулся.
– Два раза – это еще не правило.
– Хотелось бы, но все-таки, будь аккуратен, Тео.
– Как всегда, Олег.
– Как раз «как всегда» и не надо.
– Посмотрите, он уже шутит. Значит кошмар прошел. Тогда прошу к столу, пока Златовласка его не заняла. Она легла только под утро.
– Всю ночь писала?
– Скорее рисовала.
Олег умылся холодной водой, и последние дрожащие струны кошмара пропали. Теодор Кительсон поставил на стол чайничек полный пахучего чая из заячьей крапивы – зимой выбор трав невелик. Рядом на тарелке лежал хлеб и кулек с маслом. За завтраком друзья обсудили крестьянский сбор и сошлись на том, что набирать войска из крестьян – верх глупости. Намного разумнее собрать несколько полков из мечников, а из крестьянина проще сделать деревенского мечника, чем княжеского воина. Однако, оба понимали, что уйди все мечники из деревни, мятежа не миновать. Тут Олег замер на полуслове.
– Взять их всех и что дальше? – сказа Теодор Кительсон. – Договаривай же.
– Тихо. Слышишь?
– Что, опят скрипит? – засмеялся ученый.
– Да прислушайся же!
Действительно. До уха ученого донеслись три звонких удара.
– Да, теперь и я слышу, - сказал Теодор Кительсон.
– Что это? Будто стучат, по стеклу.
Оба подняли глаза на круглое окно, расположенное в потолке убежища. Сквозь снег на нем виднелись вороньи лапы. Птица ходила по стеклу и сердито стучала клювом.
– Это письмо, - пояснил ученый.
– Кто же тебе пишет письма, Тео?
– Леший и пишет. Кто-то же должен следить, чтобы он не привлекал лишнего внимания своими действиями. Вот он и держит отчет.
– А ты знаешь, что в деревню прибыл какой-то благородный муж, что именует себя Остроглазом? Якобы на учения к Бокучару, чтобы набраться знаний и править в своем селе на наш манер.
– Признаюсь, не знал. Наверное, об этом он и пишет. Ты подливай чаю, пока горячий.
Олег взял чайничек, и поставил на место, только Теодор Кительсон вышел: заячья крапива не сыскала славы даже среди зайцев, вопреки названию. Бодрил же чай исключительно из-за крепкости, граничащей с горечью.
От вороньего стука Златовласка проснулась. Словно приведение, безмолвно и тихо она взяла книгу и села напротив Олега. Спутанные, прилипшие к лицу волосы не помешали Златовласке открыть книгу на нужной странице и продолжить только ей известное дело.
– Чаю из заячьей крапивы? – спросил Олег, передразнивая друга. – Я все же налью чашечку, а ты уж сама решай, пить или не пить.
Чашка недолго стояла возле Златовласки, в следующий миг, дымящийся чай полетел на пол.
Олег подскочил со стула.