Злобный леший, выйди вон!
Шрифт:
– Вижу, по твоим глазам, что ты сердишься. Отчего? – спросил Бокучар.
– А вот отчего батюшка. Я думал, что мы с вами в хороших. Вот скажите мне, в хороших мы?
– Конечно, Горан. Что за вопросы?
Кузнец прокашлялся, словно пытался вытолкнуть нужное слово.
– А вот, мне другие кузнецы сказали, что вы к ним заходили и спрашивали, смогут ли они вам доспехи сделать. Заходили ведь?
– Заходил, Горан.
– А ко мне, отчего не зашли? Мои труды вам не нравятся? Плохой я, что ли кузнец?
– Ты будешь удивлен, Горан,
Улыбку Горана увидеть из-за бороды было трудно, но его уши предательски поднялись вверх. Обида исчезла.
– Тогда в чем дело, наместник? Что я должен сделать?
– Я хочу, чтобы ты сделал доспех для меня.
– Это не трудно. Из чего делать буду?
– Из коры сталедуба.
Сколько не кашлял Горан, а нужное слово так и не пришло в голову.
– Как думаешь, справишься?
– Справлюсь, но как же ее достать, кору-то? Ни одним лезвием ее не срежешь ведь. Как же мы сможем?
– Я добуду кору, - успокоил Бокучар кузнеца.
– Но она ведь даже под самым жарким огнем не гнется! Батюшки. Сказал, справлюсь, а сам не знаю как.
– Не волнуйся, Горан. Все получится. Хорошенько отдохни, и приходи, как солнце зайдет, к дозорной вышке, что стоит у леса, оттуда мы отправимся в кузницу. Это очень древнее место. Готов спорить, ты такого не видел. Только возьми инструменты.
– Возьму, - ответил Горан и закашлял. Но не от того, что не знал, что добавить. Наоборот, слишком много слов появилось в голове разом. Благо кузнец ценился не за ловкий язык, а за мудрые руки, что могли любой металл, как щенка приручить.
– Только никому. Слышишь? Никому.
– Да, да, конечно. Никому.
– Иди, набирайся сил. Работы будет много.
Горан ушел. Бокучар переоделся в теплую дорожную одежду, попросил приготовить ему пару лошадей и сани. Уже на улице он увидел Остроглаза, который спешно покидал двор.
– Вы куда, любезный? – спросил наместник.
– А, я вас и не приметил. Да вот, хочу пройтись по окрестностям. Пройтись в поле, пока не метет, да и солнце так бодро светит. Но, я вижу, что и вы собираетесь в путь. Значит, уроков не предвидится?
– Да, с уроками придется подождать. Вынужден покинуть деревню ненадолго. Надеюсь, что вернусь через день.
Бокучар помолчал, и добавил.
– Да, постараюсь.
– Тогда не смею больше задерживать. Доброго пути. Мне туда. Прощайте.
– Прощайте.
«Наместник не может быть Лешим. Старик, который на старости решил замолить душу благими делами – это необычно, но все-таки встречается. А вот молодой парень, который ходит с диким медведем, словно с собакой - вот что странно. Да и булавка чуть не лопнула от жара, когда он приблизился. Все говорит о том, что он прячущийся дух. А как он злобно на меня смотрел, - подумал Остроглаз и довольно хмыкнул, почуяв знакомый трепет – азарт охоты.
– Не хотел
– Вот хорошее место, - сказал он, оказавшись на снежном холме, откуда открывался вид на дорогу, ведущую от деревни к Глухому Бору.
Он проводил взглядом сани Бокучара, пока те не исчезла за еловым рукавом леса.
«Как это блаженный старик, может быть лесным духом? Глупость», - подумал он и занялся тем, что умеет лучше всего.
***
Олег завел медведя как можно дальше в чащу и простился с могучим зверем, потрепав за загривок. Знакомый лес преобразился с приходом зимы, но старые шрамы на могучих стволах никуда не делись. По знакомым тропам Олег пошел к убежищу Теодора Кительсона.
«Если Теодор не идет к Олегу, Олег пойдет к Теодору», - подумал он и ускорил шаг.
Вот показался знакомый холм. Теодор Кительсон стоял у двери и смотрел на выплывающие из чашки узоры пара.
– Тео! – крикнул Олег, как только вышел из-за деревьев.
– Олег, ты чего здесь?
– Один твой лесной друг совершенно потерял счет времени и проснулся раньше весны. Я привел его обратно.
– Что-то мне подсказывает, что это был вовсе не ёж.
– Такой большой, лохматый еж, еще по деревьям лазит.
– Дай-ка я тебя обниму!
– Чай не пролей.
Теодор Кительсон поставил чашку у порога и обнял друга.
– Давненько ты к нам не заходил, Тео. Как там твоя ученица? Начала говорить?
– Нет, все также молчит. Ни слова не говорит. Раньше хоть «красиво» говорила, а теперь то ли красивого вокруг ничего не осталось, то ли не знаю что еще. Но есть все-таки какое-то движение в ее разуме. Только вот плохое оно или хорошее?
– Расскажи.
– Я ведь говорил тебе, что она научилась читать на моем языке? Нет? Тогда говорю теперь. Представь себе, читает. Сидит и пальцем водит по строчкам, да что-то тихонько лепечет. Вот так и сидела всю последнюю неделю, над книгами. Все учебники мои перечитала таким вот манером. Да только как проверить, поняла ли она хоть слово? Пальцем водит, губами лепечет, а говорить-то не говорит, - сказал он и вздохнул. – А недавно, дня два тому назад, она вот что учудила: взяла одну из пустых книг, и как давай в нее что-то старательно выписывать, так что язык наружу вылез, как у ребенка.
– Так она писать научилась?
– А вот и нет! Она видела только тридевятый язык, и язык моего королевства. Но, те символы, что она оставляет, нисколько не похожи на эти языки. Да и трудно сказать, язык ли это вообще. Я не вижу в нем системы.
– А вдруг, - предположил Олег, - этот язык она знала до того, как попала в тот кокон? Она что-нибудь сказал о своем прошлом?
– Она же не говорит, Олег.
– Может знаком каким-нибудь? Кивком головы? Ты же ее спрашивал, правда?
– Само собой. Я столько разных уловок придумал, чтобы вытащить хоть один осмысленный жест, чтобы приоткрыть тайну ее прошлого, но ничего.