Злодейка в быту
Шрифт:
— Как-нибудь расскажу, — легко обещаю я.
— Направь в бутон небольшой поток силы.
— Зачем?
— Чтобы он открылся, разумеется.
— Зачем? — упрямо продолжаю я.
Шаоян вздыхает, но ни капли не раздражается, скорее наоборот, потому что он ловит меня за свободную руку и начинает подушечкой указательного пальца рисовать на моей ладони невидимый узор.
— Чтобы выпить с лепестков слезу орхидеи, — поясняет он и, прежде чем я успеваю задать очередное «зачем», продолжает: — Чтобы гармонизировать потоки чистой и искаженной ци в
— Почему? Разве ты не хочешь избавиться от печати?
— Зачем? — Кажется, теперь его очередь.
— Чтобы вернуть свободу.
— Зачем? — продолжает он.
— Ну…
— Не знаешь? Вот и я не знаю. Моя госпожа, мне всё нравится. — И улыбка обезоруживающая, затмевающая любые возражения, чарующая.
Неужели сладкие обещания правда? Печать не позволяет Шаояну ни вредить мне, ни лгать напрямую, ни умалчивать с дурными намерениями. А разве он что-то умалчивает? Он сказал совершенно ясно — ему всё нравится.
А что «всё»?
Мои сомнения медленно тают, и я направляю в основание бутона слабый ручеек ци. Энергия молниеносно впитывается, ци растекается по прожилкам, отчего продольные линии обозначаются резче и приобретают багряно-фиолетовый оттенок. Чашелистики плавно раскрываются, обнажая искристо-снежные, словно с бриллиантовым напылением, лепестки белой орхидеи, в сердцевине которой переливается прозрачная капля размером с крупную вишню.
От орхидеи пахнет грозой и зимней свежестью одновременно, но не успеваю я удивиться чуду, как лепестки по краю начинают жухнуть, скукоживаться. Времени на сомнения больше нет. Я приподнимаю гибнущий бутон, запрокидываю голову, и прозрачная драгоценность падает мне на язык.
Словно ментоловый леденец с перцем чили. Я сглатываю, но вкус во рту остается. Меня бросает в жар и холод одновременно, и я вдруг начинаю ощущать две противоборствующие силы в своем теле — ци и ша-ци. Как я раньше не замечала?! Я со всей ясностью осознаю, насколько натянуты мои энергетические каналы. Еще немного — и лопнут. На этом моя третья жизнь закончится, а перерождение покалеченной души будет печальным… Не хочу родиться морской свинкой или волнистым попугайчиком! Меня передергивает.
А еще голова начинает кружиться. Я хватаюсь за подлокотник, но все равно теряю ориентиры в пространстве и сползаю с кресла прямиком в объятия Шаояна.
— Моя фея…
Он действительно назвал меня точь-в-точь как флейтист или мне мерещится?
Я хочу переспросить, но Шаоян целует, и очередное странное совпадение перестает меня интересовать. Я обвиваю руками шею своего демона. Раз уж он так настойчиво называл себя моим наложником, то почему я должна отказываться? Условности, принятые в человеческом обществе, для меня, ступившей на путь самосовершенствования, больше не имеют значения — мне больше не нужно беспокоиться
Уткнувшись мне в шею, Шаоян шепчет, какая я восхитительная, обворожительная, как свожу его с ума, как захватила все его мысли и чувства, как он хочет быть со мной. Не выдержав, я опускаю ладонь под ворот его рубашки, веду пальцами вдоль позвоночника, едва дотягиваюсь до лопаток, но и этого хватает — Шаоян всхлипывает сквозь сжатые зубы.
— М-м-м?
— Лин’эр, ты переоцениваешь мою выдержку.
— Скорее, это ты недооцениваешь, насколько далеко я готова зайти, — фыркаю я, одновременно разбираясь с завязками-застежками и наконец лишая Шаояна части одежды.
— Насколько же? — Его голос вдруг становится мурлыкающим и одновременно хриплым.
— Хочешь узнать? — Я тоже мурлыкаю?!
Подхватив меня, Шаоян волшебно быстро оказывается в спальне и опускает меня на кровать, а сам отстраняется, давая мне пространство и возможность передумать, но я демонстративно нога об ногу сбрасываю сперва туфельки, затем носки. Я же помню, как в прошлый раз на Шаояна подействовал вид обнаженной стопы.
— Позволишь? — спрашивает он.
— Да, — киваю я, хотя понятия не имею, о чем именно он спрашивает.
И Шаоян удивляет.
Окончательно избавившись от одежды, он мягко опрокидывает меня, нависает сверху. Его поцелуй полон нежности и страсти одновременно, и я всей душой открываюсь навстречу, а в следующее мгновение я чувствую затопляющее меня тепло.
До меня далеко не сразу доходит, что Шаоян делится со мной силой.
Даже не так.
Энергия проникает в мое тело, наполняет, кружит голову, ускоряясь, бежит от кончиков пальцев вверх по рукам и ногам, закручивается вихрем в районе солнечного сплетения, переполняет ядро, и поток течет обратно по меридианам и каналам от меня к Шаояну. Поток ци, смешанной с ша-ци, становится одним на двоих.
— Ян-Ян, — впервые я называю своего демона неполным именем.
То, что между нами происходит, гораздо больше, чем телесная близость.
Если честно, Шаоян мог бы… опьянить меня. Едва ли для печати душевная близость и полная открытость будет вредом, тем более именно я проявила инициативу, я дала согласие. Да, сейчас Шаоян мог бы превратить мои мозги в розовый кисель, сделать из меня по уши влюбленную дурочку, ловящую каждое слово своего принца и напрочь лишенную собственной воли, но Шаоян дозирует энергию. Он не солгал — его действительно устраивает и связь между нами, и подчиняющая печать.
Немыслимо…
Ци бежит еще быстрее.
Одежды на мне теперь тоже нет, только шелк простыней скользит по обнаженной коже и его губы, руки. Ощущения слишком яркие, и я в них теряюсь. Остается нарастающее острое удовольствие, которое на пике становится настолько невыносимым, что я просто отключаюсь.
Когда я прихожу в себя, Шаоян рядом. Его близость — первое, что я выхватываю из окружающей действительности. Он расслабленно лежит на боку, приобнимает меня и лениво гладит по спине.