Злодейка в быту
Шрифт:
— Подданные бывают еще более назойливы, — морщится Шаоян.
— Долгие годы я мирился. — Старик продолжает бормотать, уже обращаясь скорее к себе и своим воспоминаниям, чем к нам. — Когда моя Сян-Сян сжигала для меня немного благовоний, я слышал ее голос и узнавал, что у нее по-прежнему все хорошо, маленьких внуков нянчит. Хотел бы я их увидеть…
Сомневаюсь, что малыши обрадуются встрече с дедушкой.
— Так в чем справедливость? — переспрашиваю я.
— Этот старик слишком долго не вдыхал аромата
— Возраст вашей супруги берет свое. Молитвы невозможны без усилий, а ей все больше требуется отдыхать в постели.
— Я слышу, как она зовет меня и просит встретить на грани. Она ждет и ждет, а я привязан к проклятому колодцу проклятым монахом!
Похоже, Шаояну надоедает выслушивать жалобы призрака. Небрежным движением пальцев он закручивает перед собой миниатюрный водоворот ша-ци. Ярко вспыхивает и гаснет фиолетовая искра. Потоки энергии ускоряются, обретают почти материальную плотность и с тихим хлопком превращаются в короткий, в палец длиной, почти что игрушечный нож с отнюдь не игрушечным лезвием, источающим мерный фиолетовый свет искаженной ци.
Пара оборотов — и нож перестает вращаться, никем не удерживаемый, повисает в воздухе и медленно наводится острием на… шею старика.
Шаоян щелкает пальцами, и нож срывается в полет.
Глава 49
Оружие со свистом рассекает воздух, фиолетовая вспышка на миг слепит.
Моргнув, я успеваю только удивиться резкости моего демона. Он ведь отправил старика на перерождение? Что Шаоян мог причинить призраку вред или, того хуже, развеял, я даже тени мысли не допускаю. Ха, когда я стала такой доверчивой?
Внутри ни намека на беспокойство.
И я права — после удара призрак остался цел и невредим.
Магия тает, вместе с сотканным из энергии кинжалом развоплощается обрывок веревки, а старик словно впитывает выплеснувшуюся ци — становится ярче, плотнее. В ночной полутьме он уже неотличим от человека.
Со стороны колодца раздается треск ломающихся то ли сухих бамбуковых стволов, то ли вовсе костей. Хотя я понимаю, что ничего опасного не происходит, мне становится слегка не по себе, и Шаоян тут же приобнимает меня за плечи. Я накрываю его ладонь своей, а глаз не отвожу от колодца. Из развороченного зева поднимается та самая печать — переплетение сине-фиолетовых линий, вязь иероглифов.
— Однако… — хмыкает Шаоян. — Наш монах потратил столько усилий ради какого-то призрака?
— Мм?
— Здешнее захолустье похоже на карман, поджатый горами с одной стороны и лесами с другой. Странствующие монахи предпочитают более обжитые районы, приятнее идти от деревни к деревне, чем продираться через чащобы без надежды, что за следующим буреломом тебя встретят поклонами и миской горячей лапши. Старик ведь не сказал, что
— Он был не случайным гостем. Он…
— … приходил проверить, как поживает младшая ветвь семьи Тан? — Шаоян завершает мою мысль и пожимает плечами. — Не думаю, что монах враг нам, но давай вернемся домой пораньше? Ни малейшего желания встречаться с небожителями.
— Конечно.
С очередным душераздирающим треском линии, образующие печать, рвутся.
— Сян-Сян, — выдыхает старик и исчезает. Не пропадает с глаз, а именно уходит.
Вроде бы финальная точка поставлена…
Но нет.
Я поворачиваюсь на невнятный всхлип, донесшийся откуда-то слева. После исчезновения павильонов руины вернулись на свое исходное место, и теперь от полуобрушившейся стены ветхого строения отделяются три, нет, четыре тени.
Появляется фонарь на длинном шесте. Желтого света хватает, чтобы во всех подробностях рассмотреть кутающиеся в накидки фигуры.
Шаоян реагирует первым:
— Да чтоб им ноги узлом завязало!
— Тетушка? Кузина? — удивляюсь я.
Вперед выходит дядя:
— Юйлин, дорогая! Ты наконец-то вернулась! — Руки широко раскинуты, лицо лучится фальшивой радостью.
Дядя спешит нам навстречу изо всех сил, но, как бы он ни торопился, пока он дойдет до нас, мы с Шаояном раз десять успеем скрыться в портале. Кажется, мой демон думает о том же, но в своей манере.
— Придушить, утопить, уронить в колодец? — перечисляет он варианты.
— Дядя все-таки родственник, — вздыхаю я.
— Родственник, который залез в твой дом, как вор, Лин’эр? — раздраженно фыркает Шаоян.
— Родственников не выбирают, — тихо отказываюсь я и повышаю голос: — Дядя, почему вы не на пути в столицу? Отец не находит себе места от беспокойства, не получив хотя бы весточку о вашем благополучии.
Широкая улыбка вянет, дядя останавливается и медленно опускает руки. Да, мой тон ни разу не дружелюбный, и, кажется, госпожа Ланши хочет меня укорить, она даже приоткрывает рот, но не решается и остается за дядиным плечом. Обе кузины молчат, но если Сюлан неподвижно замирает, то Цици исполняет приветственный поклон.
Позади всех держится дядина наложница. Я мимоходом отмечаю, что ее живот стал еще больше. Наверное, родит со дня на день? Почему рядом с ней никого? И вообще, куда пропали слуги? Я вижу сбившихся в тесную стайку напуганных личных служанок, и всё.
Кузена, кстати, нет.
Может, не разбираться, а попросить Шаояна послать их всех… в столицу?
— Юйлин, моя хорошая племянница! — Дядя пробует снова, хотя лучше бы помолчал, потому что я невольно вспоминаю день приезда, как меня обвинили в непочтительности, плохих манерах и скверном характере.