Зловредная жертва
Шрифт:
– И долго он тебя ловил? – затаила дыхание чернявенькая.
– Да нет, сначала ласковый был, обходительный, мадамой называл. Это когда я ультиматум ему поставила, что не уйду, пока товарищей своих для меня не призовет, засуетился и в кресле этом поганом меня и зафиксировал.
Дружный хохот прервал красноречие старушки. Сначала она улыбалась, потом насупилась, а в конце и вовсе отвернулась, ковыряя ногтем щербатую стенку.
– Эй, бабусь, ты что, обиделась? – подошла к ней чернявенькая после того, как ее подруги немного успокоились.
– А чего ржете, дуры, – даже не повернувшись, буркнула
– Так смешно же, – миролюбиво пояснила чернявенькая.
– Вам-то, может, и смешно, а мне обидно, что дуру старую из меня делаете, а я, может, вообще при исполнении.
– Так ты не просто валютная путана, ты еще и мент переодетый? – нарочито округлила глаза приставшая к ней девица.
– Мент – не мент, а агент, – не смогла не похвастаться бабуся.
– И кого ловим? – жестом остановила готовых взорваться от смеха подруг чернявенькая.
– Да резидентов германских. Совсем распоясались. Записывают, понимаешь, завучей в шпионки, потом мочут их по подвалам, а я распутывай. И так уже все сериалы запустила с энтими германцами. А теперь еще и в темницу кинули, – разоткровенничалась бабуся, чувствуя непонятную симпатию к этим падшим душам. – Ну, засиделась я с вами тут. Пора вызывать начальство, пусть выпускают. А то ужин не успею сготовить.
С этими словами бабуся подошла к толстой металлической решетке.
– Эй, внучек, – вежливо обратилась она к дежурному лейтенанту, – открой калитку-то, мне в одно место сбегать надо.
Лейтенантик не обратил не нее никакого внимания. За свою короткую службу он уже привык к просьбам и слезам, угрозам и оскорблениям.
– Сыно-о-ок, – более требовательно протянула бабуся.
Никакой реакции. Юноша увлечено уткнулся в какую-то книгу и, казалось, не замечал окружающей его суровой действительности.
– Ну раз не открываешь, придется тебе самому бежать, – заключила она, – оторви-ка свой пельмень от стульчика, да сбегай на второй этаж к Олежке Малышеву. Скажи, Евдокия Тимофеевна, родная бабуся друга его сердешного, в вашем плену томится.
Лейтенант, услышав фамилию старшего следователя, очнулся и осмысленно посмотрел на пленницу.
– Как вы сказали? – переспросил он.
– Родная бабушка, – повторила бабуся.
– Олега Павловича Малышева? – не поверил юноша.
– Ну, – неопределенно сказала бабуся, решив, что эта ошибка может принести определенную пользу.
Пока лейтенантик объяснял что-то телефонной трубке, прикрыв ее ладонью и понизив голос, бабуся вернулась к притихшим подругам по несчастью, заинтересованно разглядывающих ее.
– Ты что, действительно бабушка Малышева? – сурово спросила чернявенькая.
Бабуся успела смекнуть, что в данной компании фигура Олега вряд ли имеет котировку со знаком плюс. Даже ей было известно, что отчаянно и безнадежно влюбленный в Ирину старший следователь ненавидит всех женщин без исключения, включая саму бабусю. А уж дамочек легкого поведения… Можно только представить, какие нежные отношения испытывают друг к другу уличные проститутки и майор милиции Малышев. Поэтому, украдкой оглянувшись на лейтенанта, баба Дуся горячо зашептала:
– Да нет, это я для обману, чтобы, значит, внимание привлечь. А вообще я бабушка того хлопчика, что у этого самого Малышева кралю увел.
– Так у Малышева
– Не-е-е, не гей, это я точно знаю, – компетентным тоном заявила бабуся.
– А ты хоть знаешь, кто это такие, геи? – хитро прищурилась девица.
– А я что, СПИД-инфо не читаю? – оскорбилась бабуся, – да мы всей деревней бегали его читать к Вальке-вобле. Она богатая, у ей сын бандитом работает, так она выписывала, а мы всем селом читали. Не за так, правда. Кто за десяток яичек, кто за коровой почистит, кто картоху копать поможет. Валька за так и матери родной не давала. Та, правда, читать не умела, зато картинки любила разглядывать. Так Валька с ей за это натурой брала.
– Как это?
– Заставляла на все село про Валькину сексуальность по-секрету говорить. Мужиков-то надо заинтересовывать. Вот мать ей за картинки рекламу и делала.
– Во бабки продвинутые пошли! – восхитилась изящная шатенка с замазанным прыщем на носу. – Скоро нам конкуренцию составлять будут. Надо девки, квалификацию повышать, а то через год-другой они нас в колхоз, а сами – на наше место.
– А что, – попыталась перекричать поднявшийся гомон высокая унылая девица, – я недавно такую видела. Стою, значит, у себя на вокзале, вся из себя соблазнительная, вдруг вижу – плывет. Жирная, как бегемотиха на сносях, бюст седьмого размера, рожа – во сне приснится – дебилой станешь. Но одета! Желтые блестящие лосины, жакетик коротенький по пояс, красненький. Под жакетиком – ничего, только бюстик ситцевый в голубой цветочек выглядывает. Желтая шляпа с красными розами и красный чемоданище. Я еще с ней поцапалась. Вздумала учить меня жить, на путь истинный наставлять. Я тогда не въехала, зато теперь поняла: от конкуренток избавляется.
– Надо же, – горестно покачала головой бабуся, – дрянь какая паршивая, сама этим делом промышляет, а молодежи не дает. Поймать, да поучить! Я вот как срок пенсионный пришел, так сразу молодым место и уступила. Пусть трудятся в свое удовольствие! Сейчас, правда, внучку помогаю, но уж больно просит. А чтобы хлеб у потомков отнимать – это уж беспредел вовсе. Надо бы эту паразитку найти, да сказать, чтобы тоже на пенсию мотала. Где, гришь, это было, да когда?
– Да, найдешь ее. Небось, умотала уже из города. Говорю же, с чемоданом была. Да и черт с ней, все равно уже сыплется вся. Я не к тому. Я сама удивляюсь, как это я прям вся из-за нее расстроилась. Неделя прошла, а я все злюсь. Наверное, школу вспомнила. У нас завуч такая же стервозная была.
– А у нас учителя хорошие были, – вздохнула чернявенькая. Мне даже нравилось в школу ходить. Хулиганишь, не слушаешься, а они только: нехорошо так, не балуйся, не безобразничай. Сейчас все по-другому.
Проститутки пригорюнились. Кому вспоминались прошедшие безмятежные школьные годы, кто загрустил по поводу ужесточившихся воспитательных мер по отношению к ним, кто просто поддержал общее задумчивое настроение.
Композицию из печальных ночных бабочек и задумчивой старушки и застал старший следователь Олег Малышев, который пришел полюбопытствовать на восставшую из гроба родную бабушку, которую он собственноручно похоронил два года назад.