Змеевы земли: Слово о Мечиславе и брате его
Шрифт:
— Как же так?
— Давняя история. Лет пятнадцать назад посмеялась надо мной девка таборная. Мне уже за сорок, а она сжалилась, пустила под подол. Я к ней всей душой, да видно напрасно — умчалась с табором, только и видели. А через год подкинули мне младенца. Жмыха.
— Стало быть, не посмеялась? Род спасла? Есть у таборников такой обычай к увечным. От их богов завет древний.
— Может быть, может быть. Я их богов не понимаю, может у них так положено. За Жмыха я конечно ни на кого зла не держу.
— Ну, спасибо, старик, за истории твои, пора мне по
— Иди, вьюнош, иди. В твоём возрасте спешка — дело обычное.
Вторак вышел, услышал со спины:
— В следующий раз за водой отправлю.
— Замётано, — покачал головой в беззвучном смехе.
Во дворе, на завалинке под забором, в тенёчке сидел хмурый Жмых, смотрел исподлобья на приближающегося волхва. Вторак подошёл к калитке, протянул руку, застыл, вспоминая, куда открывается, услышал тихий свист. Обернулся к парню:
— Чего?
— Подь. Садись.
Вторак не стал торопить Жмыха, и так видно, что слова даются ему с трудом.
— Ну, в общем, это. Не верь ты ему.
— Ты о чём, о Змее?
— Да чего там Змей! — вспылил детина, — Змей он, да и… Змей с ним. Он этого Змея в каждой вороне видит, всё о своём проклятии толкует. Я про подкидыша.
— Так ты не подкидыш?
Жмых понурился, сжал губы.
— Подкидыш. Только не таборный. Не таборный, понятно?
— А чего такое? Вон, кузнец ваш — таборник. Чего ты стесняешься? Да и не похож ты на них. Разве только… — волхв посмотрел на курчавые волосы парня.
— Чего?
— Нет, ничего. Совсем не похож.
Глава четвёртая
Странные они, кряжицкие. Все люди от одного корня вышли, а эти словно гордятся своей мастью. Ну, к примеру, Жмых — таборник. И что? Таборники и сами уже начали забывать, почему покинули земли Раджина, какой завет выполняют. А вслед за ними уже и другие народы считают вечных скитальцев, сеятелей жизни и ремёсел изгоями, нечистой кровью. Скольким таким вот горбачам они линию рода спасли? Сколько девок таборных осталось в деревнях и весях, выправляя внутрисемейную кровь? Сколько ремёсел перенесли они по всему свету? Не для себя, для всех людей!
А сейчас?
Не ровен час, на таборников вообще охоту откроют, тогда жди настоящей беды — не останется на земле сеятелей, некому будет густеющую кровь разбавить, грязь вычистить, научить новому, перенести опыт.
И со Змеем этим тоже не всё понятно. Допустим, видел Горбач. Это что же значит? Гарагараахат начал торопиться, потерял осторожность? Что же вынуждает его везде быть лично? И что у него идёт не так, если раньше он умело пресекал все слухи о Змее, а теперь даже почти не таится? Нет никаких сомнений — если Змей существует, то это его, колдуна Змей. Больше никому такого зверя не приручить. Да и сера… примета для колдуна ненадёжная, а всё таки, всё таки…
Сам не заметил, как оказался у Восточных ворот. Подивился Змеевой сотне на городской стене, поднялся по лесенке, подошёл к ближайшему воину.
— Снова кого-то встречаете? Что за почёт?
Змеев воин чуть повернул голову, бледное лицо бесстрастно, чёрные глаза пронзительно
— Что такое? — раздалось из-за спины. Вторак обернулся. На него не мигая смотрел Змеев десятник. Такой же бледный весь в чёрном, за спиной костяные рукояти мечей. Только чуть повыше воина. Вторак пожал плечами:
— Да вот. Спросил, кого ожидаете, что всей сотней на стену высыпали.
— Такое правило. К приезду сотника. Мы должны быть на стенах.
— Сотник уже возвращается? Так быстро? В Меттлерштадте охота с неделю длится.
— Иные порядки. Дичья много. Подготовки не нужно.
Странно как говорит. Длинные предложения ему не даются что ли?
Из леса показались первые всадники. Десятка Ерша? Отсюда не видно. А дальше кто? Один из братьев и Змеев сотник. Этого ни с кем не спутаешь, а вот из братьев — кто? Тверд, понял Вторак. А где же старший?
***
Поутру тысяча Мечислава вышла из леса, войско расползлось по опушке, накормить лошадей свежей травой. Мечислав поглядывал на стены Кряжича, вроде бы всё спокойно. Как там брат, усмирил бунтовщиков? В посадах всё тихо, дымки над избами, собаки брешут, петухи нет-нет, да кукарекнут. Стадо коров возвращается с выпаса, двое босых мальчишек в рубахах, без порток, зато с хворостинами подгоняют скотину. Тишь да гладь.
Князь направил коня к Пескарке, обрадованные воины пустились следом. Кто-то и обогнал, но это не важно, дело князя — дать направление. Добрался до плёса, где голые воины уже мыли и начёсывали рассёдланных лошадей, с благодарностью принимающих заботу, отдал коня десятнику годов шестнадцати, начал раздеваться.
Купался долго и с удовольствием. Если заплыть на стремнину, можно побороться с течением, забава, почти забытая с детства. Тихомир встал выше всех по течению, одёжу уже постирал, теперь степенно, с достоинством трёт себя лыком. Воины вывели лошадей из мутной воды, начали искать место, где помыться самим.
Накупавшись, князь вышел на песок, разогретые мышцы гудят, поймал на лице глупую счастливую улыбку. И правда — давно так не отдыхал. Чуть обсох на солнышке, натянул штаны, лицом к реке уселся на траву, сорвал соломинку. Утреннее солнце греет спину, прямо жарит на угольях. Запах травы опьянил, князь откинулся — руки за голову, ноги вытянул. Так, под конское ржание да мужской хохот и задремал.
Блиц
Копейщики Тихомира перегородили ведущую к Магистрату улицу. Мечислав стоял в первом ряду, в центре, посматривал на пятидесятника да волнующихся напротив ремесленников. Брат со своими пращниками обходили дальними улицами, надо выстоять, пока займут позиции.
Мечники Ульриха перекрыли две боковые улицы рыночной площади, но идти на них дураков нет, явно попрут на тихомировцев, даром, что — тех сегодня вооружили запасными древками без наконечников. Что ж, кто дубья в руке не держал, тому не понять, как с простой рогатиной на медведя идти. А медведь перед копейщиками встал столапый, грозный, ещё не набравший свирепости для броска, но уже начинающий раскачиваться, вставать с четверенек.