Змеевы земли: Слово о Мечиславе и брате его
Шрифт:
— Чувствую себя прекрасно.
— Вы отравлены. Вчетвером. Дня через три вы все умрёте. На трапезе вам дадут противоядие. Но.
— Но? Ты ставишь условие?
— Теперь ставлю, боярин. Я дам вам противоядие, если ты промолчишь и согласишься действовать, как я укажу. Если ты сейчас поскачешь к брату, вы умрёте.
— А если я тебя зарублю и отниму противоядие?
— А в какой оно еде, ты знаешь? После охоты для вас накроют стол. Отведай все блюда — умрёшь.
— Почему?
— Три кушанья
— О яде?
— О яде.
— И где же твоё «по-доброму», если через отраву?
— А с чего ты взял, что «через отраву» — по-злому? Я же не насмерть, только, чтобы убедить.
— Ничего себе! — Вспылил Твердислав, но сотник упредил жестом.
— Спокойней, улыбайся. У тебя ещё трое суток жизни.
— Ничего себе. И так вы всех убеждаете?
— Как и вы. Вспомни переговоры с озёрским амиром. Ворвались, избили, начали угрожать. И уже после подавления — начали разговаривать. Это ли не угроза? А Блотин? Привести армию, показать силу и после этого — начать говорить спокойно, по делу. А что сделал я?
Блиц
Досточтимого амира Ахмада Восьмого, да воссияет его имя над миром, разбудил шум за дверью покоев. Успокоив испуганную наложницу поцелуем в живот, амир накинул халат и направился к выходу, чтобы лично увидеть, кто посмел потревожить его сон. Надо же знать, кого варить в оливковом масле? Протянуть руку к двери он успел, а вот открыть — нет.
Оглушённый ударом тяжёлой створки, амир успел подумать, что наложница всё-таки слишком визглива.
— Полейте его, что ли водой?
— Ты чем его, Тверд?
— Дверью, с ноги.
— Да, уж… хорошо — не кулаком.
Голоса раздавались издалека, менялись от низкого гула до визгливого свиста. Амир висел в пустоте, и это было самое прекрасное переживание в его долгой жизни. Вечно бы так висеть и наслаждаться покоем. Если бы не так мокро. Мокро было лбу, глазам, щекам, носу и подбородку — амир теперь вспомнил, как это называется. Мокро лилось по шее на грудь, живот и ниже — по ногам. По ногам получилось ещё и щекотно.
— Дёрнулся! Жить будет.
— Волхва бы сюда.
— Не доверяю я ему.
— А я доверяю. Его Ёрш из-под земли достанет.
Голоса были похожи, словно говорили родные братья. Правда, говорили не по-амиратски, по-кряжицки.
— Переверни его на живот, захлебнётся.
Под спину просунулось, потянуло. Шуршание шолка. Да, существует такая дивная ткань, что не мнётся!
— Э-э-э-э-э.
У него есть голос, вспомнил.
— Эй, Ахмад, — позвал кто-то густым, словно из бочки, голосом.
Ахмад! Его зовут Ахмад, Ахмад Восьмой, амир
В покоях непривычный полумрак. Амир боялся темноты с детства, но подданным всегда говорил, что многочисленные маслянные лампадки — символ богатства и чистоты амирата. Не его, амира, а именно амирата — это очень важно. Иначе кто-то может заподозрить его страх. Двое кряжичей, похожих, словно братья. Да, братья. И толстый, непонятно, тоже кряжич? Непонятно. Амир не любил толстых. Они напоминали ему о зеркале.
Толстый взял себя за смоляную бороду, дёрнул изо всех сил. Она осталась в руке, открыв другую, соломенную, покороче. Кряжич! Только одет необычно, будто прибыл из западных земель.
— Кто вы? Охрана!
— Не кричи, — добродушно сказал толстый и протянул к носу амира кулак размером с тыкву. — Охрана крепко спит, мальчики постарались.
«Мальчики» переглянулись и заулыбались как нашкодившие дети. Детей амир тоже не любил. Они напоминали ему о наследниках.
— Кто вы? — главное остаться в живых. Сейчас главное — не потерять самое дорогое — жизнь.
Один из «мальчишек» повернулся к другому:
— Боится.
— А то. Тихомир, как лучше вести переговоры в Озёрске?
— Как хочешь. А вот скреплять договоры принято пышно, при всех вельможах.
— Ну, что-ж. Не смотри на двери, Ахмад, твои люди не придут.
— Вы их убили?
— Нет. Они живы. Но связаны. Тверд, позови переговорщика.
Левый парень ушёл, правый оглянулся, потоптался в неловкости, словно искал куда сесть. На кровать амира не решился, повздыхал. Так ему же просто неуютно! Он чем-то обеспокоен! Чем же?
— Как тебя зовут, юноша?
— Мечислав, — парень с таким облегчением назвал своё имя, что Ахмад понял — попал в яблочко. Сразу парень не представился, а теперь просто не знал, как поступить перед старшим. — Это ты меня ударил?
— Тебя никто не бил. Тверд просто толкнул дверь, кто же знал, что ты прямо за нею?
— А где моя…
— Девка-то? В обморок упала, отнесли на балкончик, свежим воздухом подышать.
Вдалеке раздался звук каблуков по граниту. Двое, может быть трое.
— Тихомир, да? — обратился амир к толстяку.
— Да.
— Скажи, как вы пробрались в город?
— Я продал твоему торговцу рабов.
— И он не распознал подмены? Не отличил рабов от воинов?
— Посади своих воинов на вёсла и секи плетьми. Уже через день не отличишь от рабов.
— И они на это пошли?
— А что им оставалось? Только так можно взять этот город.
— Благодарю тебя, богатур.
— За что?
— За похвалу.
Тихомир прислушался к приближающимся шагам, повернулся к амиру: