Змеиные боги
Шрифт:
Будто соглашаясь с её словами, запершило горло, а тело напомнило о том, что порядком озябло. Болеть в его планы не входило, их работа обязывала много ходить – по домам, заброшенным кладбищам или, если повезет, курганам. Катя взяла с собой фотоаппарат, они скинулись и купили шесть блоков питания к нему. Мощный диктофон, заряда которого хватит недели на две непрерывной работы, не меньше. Объемный размер работы исключал любую слабость и развлечения, он поднялся на ноги. Отвесив дамам шутовской поклон, подхватил два ведра, косое коромысло и чувствуя старый русский дух (пополам с сожалением, что придется покидать успевший немного нагреться дом), вышел навстречу немилосердному весеннему ветру. За спиной продолжалась тихая беседа, интерес к которой у него плавно угасал.
В приоткрытую створку шмыгнул черный, как смоль кот. Начал принюхиваться
Катя кота сразу не услышала – задумчиво рассматривала аккуратные буквы, выведенные на белоснежной бумаге собственной рукой.
Моровые избы, курганы на болоте, нечисть.
Она была погружена в свои размышления настолько глубоко, что нечто теплое, ластящееся об ногу и пушистое показалось полной неожиданностью. Она вздрогнула всем телом, голова нелепо дернулась вниз, чтобы уткнуться взглядом в кошачьи золотые глаза. Драконьи, переливающиеся светло-желтым. Зрачок игриво округлился, когда он лениво потянулся всем телом, выпуская когти в джинсы на коленке и требовательно муркнул. Чернаву кот мастерски игнорировал, наверняка знал – от неё угощений не дождется. А падкая на кошачью ласку Смоль поддалась, улыбнулась, подхватывая его на руки и направилась к сундуку, на который Саша сгрузил их сумки. Немного повозилась, в руках щелкнуло и по дому разнесся мясной запах консервы. Нового знакомого дважды звать не пришлось – только жестяная банка опустилась на пол, он с жадным урчанием принялся за дело.
Смоль трусливо осталась на сундуке – вернуться обратно на лавку, где бок о бок с ней сидела пышущая силой и уверенностью женщина, не хватало смелости. Вдруг ведьмы существуют? Вдруг Чернава не сошла сума от скуки, не разыгрывает наивных городских ребят? Да, в колдовство Катя не верила. Почти. Призраки прошлого сбивали её с толка.
Да, бабушка у неё была городская, не верующая ни в магию, ни в нечисть. Но вот пробабка всю жизнь свою прожила в деревне, она то и вспыхивала яркими образами под полуприкрытыми веками. Смоль было восемь, когда она ушла из жизни. Сухопарая, мелкая и сморщенная, стоило Кате сильно разболеться и её везли в деревню. Мама смеялась и говорила, что деревенский воздух лечит. Но Катя помнила силуэт у собственной постели, когда слабость не давала распахнуть глаз, а температура жрала тело, она слышала быстрые шепотки своей пробабушки у кровати, помнила её руки на лбу. И наутро болезнь отступала.
Это было действительно или лишь грезилось, подстегиваемое детским воображением? Глубина в прозрачных от старости глазах, знание и сила, которой, казалось бы, не может быть в таком дряхлом теле? Подсознание выковыривало эти воспоминания, предъявляло молчаливым доказательством. И она мешкалась, остерегалась. Не дразнила судьбу и не злила Чернаву. Вдруг и правда ведьма?
Её вопрос, повисшей в теплом пропахшем огнем и поленьями воздухе, был неожиданным для обеих.
– Если верить вашим словам, то все мифы и не мифы вовсе. Но как тогда люди выживают здесь?
Чернава задумчиво прикусила губу, сощурила черные глаза, не спуская взгляда с быстро глотающего мяса животного. Кот это почуял, поднял морду, с перемазанными в говяжьем жире усами. Обнажил белоснежные мелкие зубки с крупными клыками и грозно зашипел. Хрипло выдохнул, хрюкнув носом, и продолжил поглощать еду, словно не было этого кровожадного, наполненного ненавистью протеста против её присутствия. Ведьма выдохнула язвительный смешок и отвернулась.
– Умеют. Они чтут природу и всех живых существ, понимают, откуда берется их сила и этим пользуются. Подкову у Беляса в избе видела? Она не одна. Каленое железо и от нечисти, и от ведьмы убережет. Одна у него в дымоходе запрятана, другая у изголовья кровати – дурные сны чтоб мороком не гнали… Умный дед, толковый. Сцепись я с ним – сложно извести было б. Бывают в деревнях и олухи – родительский совет про подковы узнают, да не дослушают. Навешают дурни подков концами вниз и вся работа насмарку – ни счастья не удержать, ни ведьму с порога прогнать. А уж до чего жена его смекалистая и хитрая, диву даешься: додумалась ведь под порогом прах предка схоронить. Похлеще пса стережет, зло не пропустит.
Скачущая по заполняющимся строчкам ручка замерла, пальцы дрогнули, оставляя неприятную кляксу. И в кляксе этой она почти увидела свернувшееся в клубок под порогом тело.
– Прах? Под порогом?
– Так. – Голос Чернавы не дрогнул. Говорила она спокойно, будто этот
Нахмурившись, Катя на секунду задумалась. Но брови неумолимо поползли вверх, а рот приоткрылся в удивлении. Разум не цеплялся за мелочи, когда она шагала к порогу, но сейчас она неожиданно вспомнила серьезные глаза бабки, когда они перешагнули через калитку и направились к дому. Вешая простыни, она замерла, улыбка сошла с морщенных узких губ. Она ждала.
– То-то и оно. Замнитесь бы вы на порожке, тотчас со двора гнала бы. А раз предки и защитники в вас беды не почуяли, так отчего б с радушием и не принять? Свои здесь правила и свои порядки, по ним ни один век прожили и проживут ещё столько же. Может, в ваших бетонных коробах нечисть не селится, да только квартиры ваши без души вовсе. Дышится в ваших городах тяжело, как в клетке металлической. А здесь за свободу платить надобно. За силу платить. – Смерив кота последним немигающим взглядом, Чернава поднялась. Неожиданно тяжело, как поднимаются древние старухи. С тихим оханьем через стиснутые зубы. Рука уперлась в стенку печи, давая ей время передохнуть. Смоль показалось, что в этот момент под чистой молодой кожей женщины проступила иная – морщенная, дряблая и серая. Ворох мурашек прополз по спине. Ерундой этой она обязана байкам деревенским и огню в печи, бросающему страшные тени. Постояв немного, женщина уже привычным уверенным шагом направилась к двери. Кот за спиной громко заурчал, принимаясь гонять опустевшую жестянку по деревянному полу. – А ты расслабься и получай удовольствие, тебе совсем скоро весело станет, сама поймешь.
Ей захотелось закричать, запротестовать, по-детски топая ногами. Не нужно ей ведьминого веселья, доказывать им тоже ничего не нужно. Существуют ведьмы или нет – чужой мир никак их не коснется. Месяц пролетит быстро, они пробегутся по округе, расспрашивая старожил о местных сказках, а потом исчезнут. В мир с бетонными коробками, где деревья шумят лишь в окультуренных огороженных парках и красивых ботанических садах. Они вновь вернутся в мир, в котором все просто и понятно – где над страшилками принято смеяться и закатывать глаза. Где торжествуют наука, медицина и факты. В мир, в котором не жмутся к печи по наитию, прислушиваясь к воющему и скребущему стенки черепа внутреннему голосу.
Вместо этого она прижала к себе забравшегося на колени кота, почесала громко урчащее горло.
– Вы на Сашу не обижайтесь, мы просто росли по-другому, мыслим тоже.
Она будто поняла, зачем оправдывает друга девочка. Улыбнулась с нежной злорадностью, кровожадно. Проследив за Катиным взглядом, ласково погладила кармашек с прядью. И от этого движения внутренности начало покалывать, заливать страшным, странным предвкушением.
– Вот только ты чуешь, где смолчать следует. Силу видишь, а его учить нужно. Не сильно обижу я твоего воздыханного, проучу немного. Душевные терзания они закаляют, будет краше прежнего. – Обещание её повисло в тишине, дверь за ведьмой с громким скрипом захлопнулась.
А она осталась в тишине. Пока не умеющий держать язык за зубами «воздыханный» не принес ведра с водой, а затем долго и вульгарно матерился, пытаясь понять, как работает самовар. Пока не пришли остальные ребята, подкалывая уединение Смоль с Бестужевым, начиная осматривать дом.
Здесь оказалось куда лучше, чем в маленькой избушке главы деревни, решение остаться приняли они единогласно. Однако выбор спальных мест разверз среди них настоящую войну. Кровавую и беспощадную, в которой Надя голосила и стучала кулаками по столу, радикально отказываясь спать на широкой кровати со Смоль и требуя ненаглядного Пашу. Жестокую, когда Саша и Славик делили лавку и неудобно-короткий короб, потому что Смоль «алчной гадюкой» метнулась на печь и радостно щерилась, пока её проклинал Славик. Он даже попытался стянуть её за лодыжку, увещевая прижиться на коробе – оба парня были высокие и массивные, ни один на нем не поместился бы. Её метр восемьдесят были впритык и мять бока на крышке, под которой что-то шуршало в Весняниных вещах, тоже не желали. В итоге, баюкая прокушенную руку и проклиная несговорчивую девчонку, жаться туда пришлось ему.