Золотая гора
Шрифт:
– Это самый первый прибор, - сказал Лео.
– Опытный экземпляр. Папашино изобретение. С его помощью Ядвига, Бетрей, Футурова и Трашбог получили свои доли.
– Мы должны спасти Иванушкина, - проговорил Генрих.
– Чего бы нам это не стоило. Где Ядвига?
– В доме, наверное.
– Идем к ней и все расскажем.
Лео замотал головой:
– Она меня убьет.
– Все равно идем!
Глава 22. ШТУРМ БЕЛОЙ УСАДЬБЫ.
– Иванушкин?
– переспросил Хреб.
– Да, Иванушкин с двести седьмого огорода, - кивнул Мишка-Копатель.
– Слышал про такого, -
– Им почему-то в последнее время многие интересуются.
Мишаня нахмурился:
– Слушай, Хреб, мы с тобой не первый год вместе копаем. Мена без усадьбы не прорастет, усадьба без мены завянет. Вспомни, сколько опивок мы через вас перекачали.
– Опивками ныне один сброд интересуется, - отвечал равнодушно Хреб. Бизеры покупают лишь первоклассный материал.
– Модули только для мены!
– воскликнул Мишаня, выказывая себя даже здесь патриотом мены.
Выкрикнул и замолчал, потому что впервые за весь разговор Хреб удостоил его взгляда.
– Хорошо, сколько кожурок ты хочешь?
– спросил Мишаня, сдаваясь.
– Сотню пустых цилиндров, - сладко раздвинув губы в улыбке, отвечал Хреб.
– Ведь мена стоит дороже. Так?
– Сто кожурок?
– переспросил Мишка-Копатель, морщась, будто куснул ревеня.
– А если я откажусь?
– Заплатят другие.
– Кто?
– Не глупи, Мишаня, неужели ты думаешь, что я скажу?
– Можешь сказать, - неожиданно прозвучал низкий женский голос.
Боковая дверь в приемную распахнулась, пропуская стройную смуглую женщину. Темные, чуть косо прорезанные глаза смотрели насмешливо.
– Мадам Ядвига!
– Мишаня невольно привстал.
– А вам-то зачем Иванушкин?
– Разве я задавала этот вопрос тебе?
– Она уселась в кресло напротив и закинула ногу на ногу.
Стройные у нее ноги - просто глаз не оторвать. Мишаня покорно снес оплеуху и даже осклабился в улыбке.
– А чем будете расплачиваться, мадам Ядвига? Молодильными яблоками? поинтересовался копатель.
– Может, и так. А чем расплатишься ты? Своей коллекцией пустых консервных банок?
Хреб нахмурился. Ему не нравилась эта перебранка. Что-то не так. Но вот что - он пока не мог понять. А ведь он всегда все понимал с первого слова.
Копатель на слова Ядвиги обиделся:
– Узнаю этот тон! Сколько презрения! Много лет назад точно таким же тоном вы предрекали, что мена вскоре сгинет, потому что кончатся мозги у наших огородников. А что вышло? Мена по-прежнему процветает, огородники к нам идут и идут. В другой стране хреновой все бы давно иссякло, остались бы одни жмыхи. А у нас это будет длиться бесконечно.
Возразить в ответ на столь пламенную речь мадам Ядвига не успела - в приемную ворвался чернушник с перекошенным белым лицом.
– Они идут!
– вопил чернушник.
– Идут! Спасите!
– и повалился в ноги Хребу, как жмых в Траншею.
Вот она, подлянка - сообразил Хреб и вскочил.
– Жмыхи, - бормотал чернушник.
– Они повсюду. На стены лезут, а их сбивают. Их сбивают, а они лезут.
Теперь они услышали, что снаружи доносится негромкое потрескивание: это чернушники палили из автоматов.
–
– заорал Мишаня.
Но Хреб не стал его слушать и кинулся вон из комнаты.
Во дворе Белой усадьбы царил хаос. На стенах парни в красных штанах и черных куртках палили из автоматов, равномерно поливая огнем площадь за стенами. Но все равно часть жмыхов успела взять препятствие. Теперь охранники орудовали автоматами, как дубинами, пытаясь отбиться от атакующих, а они упорно лезли на чернушников, вырывали оружие из рук, хватали за одежду, душили. Пахло паленым мясом: жмыхи, не обращая внимания на боль, хватались за раскаленные стволы автоматов. А жмыхи все прибывали, нелепыми прыжками спускались по лестницам по двор, висли на охранниках штук по пять, по шесть, - будто огромные белые слизни.
При виде этой картины Хреб оторопел.
– Вот он!
– вдруг заорал Мишаня и сильно толкнул Хреба в бок.
Хреб обернулся. Два человека бежали по двору, оба явно не из компании чернушников - один подросток в ватнике и ушастой шапке, другой - в клетчатой рубахе и брезентовых брюках.
– Амбар разорили! Кочаны удирают!
– завопил не своим голосом Хреб, и хотел кинуться наперерез бегущим, но трое жмыхов повисли на нем и повалили на землю.
Мишаня оказался ловчее. Увернувшись от неповоротливых белых доходяг, вялых, как овощи весной, он в три прыжка очутился возле беглецов. Человек в клетчатой рубашке обернулся, и копатель узнал Иванушкина. Только тот почему-то переменился: уж больно быстр он был в движениях, да и взгляд...
– Ты!
– выдохнул копатель.
– Я, - отвечал беглец и прямохонько засадил Мишане в поврежденный жмыхом глаз.
Копатель рухнул, но, падая, успел ухватить мальчишку за ворот ватника, и подмял Ядвигиного пажа под себя. А сверху грудой навалились жмыхи, так, что копатель пошевелиться не мог, не то, что встать.
– Лео!
– заорал в ужасе Иванушкин.
– Беги!
– донеслось в ответ.
Но голос шел не из-под груды копошащихся тел, а откуда-то извне. Ив хотел противиться приказу, хотел остаться, раскидать мерзкую кучу и вытащить на свет Леонардо, и спасти, но кто-то другой заставил его против воли повернуться , потом сделать шаг, второй, третий... Иванушкин пошел, потом побежал, все быстрее, быстрее. Какой-то чернушник попытался схватить его - он увернулся. Расталкивая ползущих жмыхов, наступая на их скользкие вялые тела, взбежал на стену. И не задерживаясь, сиганул вниз. Ему казалось, что он сейчас умрет.
Но он не умер.
– Генрих, очнись! Очнись!
– Ядвига трясла бизера за плечо, и наконец видение - двор, чернушники и жмыхи - пропало.
Одд сидел в кабине своего синего аэрокара, положив руки на пульт управления. Пальцы онемели также, как и все тело. Пот крупными каплями стекал по лицу, а в груди было холодно, будто Генрих проглотил кусок льда.
– Все получилось!
– возбужденно воскликнула Ядвига.
– Жмыхи захватили усадьбу, Иванушкин с нами.
Краем глаза Генрих заметил, как Ядвига втащила худощавую фигуру в клетчатой рубашке на заднее сиденье, а сама уселась рядом с Генрихом. Одд с трудом поднял руку и отер лоб. Кусок льда в груди все разрастался.