Золото и мишура
Шрифт:
И она опять улыбнулась. «Боже ты мой, — подумал он, — как лихо эта женщина расставила все точки над i».
— Должен напомнить вам, что титул наследует мой старший брат.
— Да, я знаю. Но я расспросила сэра Персиваля — за вашей спиной, разумеется, — и тот рассказал мне, что у вашего брата чахотка и что ему осталось жить не больше года. Более того, кроме лошадей и собак, он не интересовался ничем в жизни.
— Верно.
— Так что, когда ваш отец умрет — а ему уже восемьдесят, — велика вероятность того, что именно вам достанется один из старейших в Англии титулов, а также четырнадцать тысяч акров йоркширских болот,
— Вы очень верно обрисовали ситуацию.
— Моя ситуация тоже имеет pro и contra, — сказала она, разрезая спаржу. — Я сумела сохранить брак своей дочери весьма неприятным способом, о чем, возможно, когда-нибудь придется пожалеть, но… — она пожала плечами, — так хотела Стар, а я очень люблю свою дочь. Сегодня утром мой сын сказал, что собирается жениться на дочери человека, которого я ненавижу больше всего на свете. Подобное известие явилось для меня ударом, и я сказала ему, что мне нужно обо всем этом хорошенько подумать, вот почему я столь откровенна с вами, дорогой Редклиф. Скажите, а ваша спаржа нежная?
— Да, очень. — «Нежнее во всяком случае, чем твое сердце, старушка», — подумал он, а вслух продолжил: — Хорошо, а если бы какой-нибудь очаровательный молодой англичанин попросил некую богатую, но страшно одинокую американскую вдову стать его женой, то сын и наследник этой вдовы пришел бы в ярость и стал бы причиной всевозможных неприятностей. Но если бы эта вдова согласилась на брак сына и дочери ненавистнейшего ей человека, то принцип «qui pro quo» [39], восторжествует, и обе стороны, возможно, достигнут мирного урегулирования. Понимаете, что я имею в виду?
— Да, думаю, что улавливаю суть.
— Конечно, этот брак будет в лучшем случае договором, сделкой, если хотите, и, возможно, без любви с английской стороны.
— А как насчет американской стороны? — Она печально взглянула на него. — Американка устала просыпаться одна. — Эмма вздохнула. — Ужасно, наверное, слышать от меня такое?
Редклиф положил нож и вилку и взял салфетку.
— Конечно нет, — сказал он. — Это вполне естественно. Я тоже не люблю просыпаться один.
— Дорогой Редклиф, — улыбнулась Эмма, — я подозреваю, что вы редко просыпаетесь один.
— Кгм… — Он вытер губы салфеткой. — Ладно, раз уж вы так быстро и точно расставили все по своим местам, не вижу причин скрывать свои нежные чувства. Дрожайшая Эмма, как только на прошлой неделе я впервые увидел вас, я почувствовал жгучее волнение в груди, которое разожгло целый костер моих самых нежных чувств…
— Вы дважды употребили слово «нежный».
Он положил салфетку на стол.
— Черт побери, Эмма, я плохой оратор. Я люблю вас. Вы будете моей женой?
Почти целую минуту она мечтательно смотрела на него, затем взяла вилку, нож и снова принялась за спаржу.
— Мне нужно подумать об этом.
Он чуть было не шарахнул кулаком по столу.
— Эмма, может быть, эти слухи верны? — требовательно спросил у нее три дня спустя Дэвид Левин, сидя напротив Эммы в ее библиотеке.
Вот уже почти три десятка лет его сердце взволнованно билось от красоты
— Какие слухи? — спросила она, наливая в стакан своему бывшему учителю и бывшему редактору его любимое шерри.
— Весь город болтает о том, что ты собираешься выйти замуж за лорда Мандевилля.
— Неужели? И почему так говорят?
— Потому что вот уже целую неделю он проводит вечера в твоем доме. И остается далеко заполночь. — Последнее прозвучало угрожающе.
Эмма рассмеялась, затем протянула ему стакан шерри.
— Держу пари, что и Алисия Бомон, и Сидни Тол-ливер умирают от желания написать про дикие оргии, которые творятся в особняке на Ноб-Хилл, но не могут, поскольку Арчер и Арабелла собираются пожениться.
— Ты можешь относиться к этому несерьезно, но Арчер очень расстроен. Сегодня утром он пришел ко мне. И хотя я дал себе слово никогда с ним не разговаривать после того, как он обошелся со мной, он был в таком жалком состоянии, что я все-таки выслушал его. Он умолял меня как твоего старинного друга попытаться вразумить тебя.
— Мы с ним заключили сделку, — с жаром сказала Эмма. — Я сказала, что соглашаюсь на его женитьбу на Арабелле, а этого мне очень не хотелось делать, если он согласится на то, что я выйду замуж за лорда Редклифа. А теперь он что же, идет на попятную? Ну ничего, мы еще посмотрим! — И она направилась к звонку.
— Погоди! Что ты намерена сделать?
— Вызвать сюда Арчера.
— Пожалуйста, Эмма, оставь его хотя бы на минуту. Позволь, я буду говорить с тобой как… как человек, который на протяжении многих лет считал себя почти членом этой семьи.
Эмма убрала руку с ленты звонка.
— Ты действительно член этой семьи, Дэвид, и ты отлично это знаешь. — Она улыбнулась. — Если бы Скотт не высадил тебя тогда на Ямайке, ты, возможно, был бы моим мужем.
— Я это слишком хорошо знаю. В любом случае лорд Мандевилль вдвое тебя моложе.
— Послушай, Дэвид, я же не дурочка.
— Ему явно нужны только твои деньги…
— И это не секрет.
— Ну, это просто… это просто нечестно! Ты же настоящий социальный институт этого города. Ты сделала городу прекрасный подарок, выстроив больницу, и я знаю, что люди надеются на твою щедрость, надеются, что после больницы, возможно, придет черед и музея, например…
— Может быть, я и музей со временем захочу построить. Но вот не слишком ли эти самые люди пытаются упреждать события? Я еще не умерла, отнюдь! Социальный институт? Ты заставляешь меня чувствовать себя чем-то вроде детского дома или памятника героям Гражданской войны.