Золотое дно (сборник)

Личутин Владимир Владимирович

ком не ушлый он, рыба он.

В комнату, высоко подымая босые ноги, вошел Фе­

дор, стал посреди горницы и хотел на Тальку прикрик­

нуть, но, рассмотрев ее, суровую и непримиримую,

осекся.

— Ты все молчишь, ну-ну... А зря, я ведь по совести

живу, я худа никому не сделал, чужой копейки не при­

сушил. Д а разве тебе это понять?

— Д а уж куда мне, темной-неразвитой,— отклик­

нулась Талька, встряхивая плечами и чуть приседая,—

наверное, доставала грудь. —

Ой ты, гулюшка, ой ты,

чадушко мое неразумное. Темные мы с тобой, мещане

282

слободские. Вот как нас нынче отец-то обзывает, имя-

фамилию человеческие совсем забыл. А как в мужья

подкатывался, так только на коленях разве и не стоял.

У, зануда, иди давай, чего ли делай. Не стой над душой

моею, всю ведь выпил.

— У тебя выпьешь, вон расперло. Сама себя шире...

— Д а как не выпил-то, Федя! — вдруг засмеялась

Талька. — Словно комар надо мной вьешься, зудишь

и зудишь.

— Д а ну тебя, — отмахнулся Понтонер, не прини­

мая примирения. Он думал прилечь на часок, но понял,

что Талька спокоя не даст, на ровном месте дырку вы­

долбит, пока муж на глазах.

— Во, тебе бы обзываться только. На это ты сам

не свой. А парню белья на перемывку нет. Куда деньги

копишь? Все вы, Чудиновы, такие, и дедко прохиндей

был, все знали, какой прохиндей, все только на старое

время и смотрел.

— Ну ты и дура! Ей-богу, как из темного леса вчера

выскочила, — устало махнул рукой Понтонер, пошел на

кухню, снял с гвоздя ватный колпак, еще потоптался у

порога, крикнул в горницу: — Приди, помоги бревно

спустить!

Д ля погреба нужен был последний стояк, он еще

леж ал на заулке, истый боров, желтый на свежих зате­

сах, от него пахло сосновой смолкой, и янтарные каты ­

ши-бородавки проступали у разбежистых с у к о в . Понто­

нер машинально сколупнул разросшимся, почти ж елез­

ным ногтем прозрачную толстую слезу и, как бывало

в детстве, положил на язык, пробуя ароматную свежую

горечь и с трудом, до ломоты в скулах выдирая зубы

из вязкой серы.

— Фу ты, ну и горечь! Как только эту дрянь в дет­

стве жевали? — вслух подумал Понтонер, и маленькая

радость сразу потухла, едва успев народиться. — Вот

сколь глупы были. — И он залез большим пальцем в рот

и стал сковыривать серу с зубов, а она липла к ладоням

и оставалась в морщинах и трещинах кожи серой въед­

чивой грязью. Понтонер еще поплевал, заарканил брев­

но веревкой, поднатужился, оскальзываясь калошами

на выгоревшей

тпаве, побуровил пятками землю и,

всем телом клонясь вперед, сумел сделать первый шаг,

самый трудный крохотный шажок, а потом, перегнув­

283

шись в пояснице почти пополам и порой касаясь рукой

земли, побрел двором, цветущим огородом, и толстое

смолевое дерево оставляло за собою серую пыльную

рану.

Талька все не приходила, и Понтонер, расслабленно

хукая грудью, спустился в погреб, в сумрачную про­

хладу, потоптался на дне, оглаж ивая ладоныо шерохо­

ватые стояки, словно пробуя их крепость, потом открыл

маленькую дверку в подземный схорон и повалился на

скамейку, подложив под голову колпак. Здесь было

совсем прохладно, пахло сыростью, прелой землей и

легким тленом, который источали запревшие доски,

уже хваченные плесенью. Но эти запахи Понтонеру

были приятны, он как бы отдыхал телом и душой, улы­

баясь совсем по-детски, вздыхая облегченно и вороча­

ясь на жесткой скамейке. Все же леж ать было неудоб­

но, но зато сидеть совсем хорошо («Как хорошо сидеть-

то, боже ты мой!»), вытянув ноги и ощущая лопатками

надежную крепость стены. Никто тебе не мешает, ни­

кто не гудит над самым ухом, и тишина благословен­

ная.

Но и сидеть почему-то тоже быстро надоело. Понто­

нер зашел в нужничок —по всем санитарным правилам

оборудован, — в кладовку заглянул, заж ег свечу и про­

бежался взглядом по еще пустым пыльным полкам и

подумал, что даж е здесь, глубоко под землей, откуда-то

берется пыль. Но желанное успокоение от всего увиден­

ного не приходило, а вроде бы какое-то беспокойство

незаметно подтачивало душу, и непонятное возбуж де­

ние тихо вливалось в разум и не давало усталому телу

покоя. Надо было двигаться, что-то делать или просто

ходить бесцельно. Понтонер огляделся: показалось ему,

что в сумрачном углу, который с трудом доставали

тусклые отблески дневного света, кто-то сидит и наблю ­

дает за ним; враждебные шорохи слышались отовсюду,

словно земля дыш ала, потея и задыхаясь от дневной

жары. Вместо успокоения пришел глухой страх, и П он­

тонер сам себе показался маленьким и увядающим, з а ­

живо захороненным в могильном склепе. Он почувство­

вал мертвую невыносимую тяжесть земли, которую он

уже олнажлы в войну испытал, когла все его тело было

наполнено холодом и страхом, и сейчас Федору почуди­