Золотое дно (сборник)

Личутин Владимир Владимирович

лых и даж е писать письма за всех... И только ходить

далеко от дома она побаивалась, за поводыря у нее

был Гелька...

Чудинов открыл дверцу, она ржаво скрипнула, и на

траву осыпалась бронзовая шелуха краски. Концы пру­

тьев оградки были сплющены наподобие пик, они об­

лезли, и виднелась кроваво проступившая ш ероховатая

ржавчина. В оградке земля была посыпана белым реч­

ным песком, и глубокие дольные царапины на нем го­

ворили о том, что

у могил недавно подметали, да и

трава была чисто выщипана, столбики освежены голу­

бенькой краской, а железные венки — подобие цветас­

тых хомутов — надежно упрятаны в целлофан.

Геля сел на голубенькую шаткую скамейку, обежал

глазами густую ель до самой маковки, скользя взгля­

дом по черным опущенным гребням, и, отметив неволь­

но про себя, что кладбище имеет над человеком какую-

то странную торжественную власть, стал думать о вся­

ких пустяках: мол, неплохо бы на могилах посадить

долголетние цветы, которые, отряхая по осени семена

на всхожую землю, весной будут давать новые остро­

перые зеленя; а скамейку надо перенести по ту сторону

бабушкиной могилы, там гуще тень и как-то уютнее си­

деть, а то здесь прутья решетки впиваются в спину...

Геля нагнулся над дедовой могилой и с трудом на

деревянной остроконечной пирамидке рассмотрел порт­

ретик, совсем белый, с желтыми паутинками на лице;

оно было не больше стариковского ногтя, какое-то со­

269

всем юное, с короткими щетинистыми усиками и острым

взглядом, приглаженные волосы разделены четким про­

бором. И Геля подумал, что М аксима Чудинова он уже

совсем потерял из памяти, словно бы и не знал никог­

да, и сейчас смотрел на деда, как на чужого человека,

который никак не оживал в его воображении. Зато п а­

мять услужливо подсказывала давнее и совсем не

важное из бабушкиной жизни.

... Тогда Геля привел ее на «папину могилку», и б а ­

ба М аня долго ж евала морщинистыми губами, что-то

соображ ая и поводя головой, как настороженная пти­

ца; может, она вспоминала давно забытое иль отыски­

вала солнце, чтобы сесть к нему лицом. Но был пас­

мурный день, наполненный наглухо ожиданием дождя,

потому все поникло и набухло, даж е трудно было ды ­

шать. Б аба М аня села на могилу мужа, как садятся на

высокую скамейку, ноги ее не доставали до земли, и

Гелька заметил, как отвисли задники новых резиновых

калош.

Потом баба М аня потянулась к деревянной пирамид­

ке,

касаясь грудью щетинистой травы, заш арила на се­

рой паутинчатой доске и привычно нашла большим

пальцем крошечный снимок, чуть больше ее желтого

разбитого ногтя, нащ упала жестяной козырек над фо­

то, крашенный голубенькой краской. Фотографию она

обмахнула, а потом старательно и бережно водила

пальцами по желтому картону, по туманному изображ е­

нию мужа, которого она не видела ни старым, ни ум ер­

шим, потому как тогда была уже слепой, и в ее воспо­

минаниях он остался почти таким, каким был на этой

фотографии: еще молодой, с ровным пробором в воло­

сах, с рыжеватыми усиками, которые она сама и под­

стригла, перед тем как ему пойти сниматься.

Какие-то призрачные тени (может, то сизоватая ель

отразила рассеянный свет...) скользнули по ее лицу, и

она, все еще гладя пальцем снимок, вдруг заговорила,

забы вая, что не одна, стала доверчиво упраш ивать му­

ж а сбивчивым лихорадочным голосом, будто он мог ус­

лыш ать ее через остроперую немятую траву, и зам ш е­

лый дерн, и набухшую сочную землю, и еще через мно­

гие годы слепого одиночества:

— Где ты там, М аксимушка? Пойдем давай домой-

то. Чего лежать, ничего там не вылежишь.

270

Потянувшись губами к снимку, она хотела поцело­

вать родное лицо и почти упала грудью на могилу, не­

ловко подламывая под себя руки. В дрожащ ем усилии

натянулась старая шея, набухли, проступили неровные

жилы, волосы осыпались на лицо, на слепые глаза, а

баба М аня все ш арила губами по сухому посинелому

дереву. Гельке было больно на все это смотреть и д а ­

же страшно: он вдруг увидел, как прощально и безвозв­

ратно стара, почти безобразна его бабушка. И именно

тогда впервые в жизни он подумал, что когда-то и он

умрет и его не станет совсем, как не будет этой травы и

этих крестов, но ель, наверное, все так же потянется в

небо, отряхивая с ветвей на могилу пересохшие шиш­

ки, и облака будут наливаться розовой истомой и тихо

кропить влагой землю, а ребятишки побегут к реке, то­

поча босыми пятками по скользкой глине, потом будут

леж ать на пахнущем гарью песке, беспечно и дурманно

курить и пить круто заваренный чай.

И Гельке стало вдруг так страшно, словно кто-то

безжалостный гнался за ним, и он потянул бабу Маню