Золотое дно (сборник)

Личутин Владимир Владимирович

— А ты за себя ответь,— буркнул Петенбург, не от­

рывая взгляда от выцветших расхлябанных мостков.

— А я душою не покривил. Ты сам знаешь, я подло­

сти не терплю. Хлеба крохи за жизнь изо рта чужого

не вырвал. Ведь сколько лет над областью по торговле

стоял. Уж, кажется, все в руках, все при себе было...

— Чего ты вдруг рассыпался?— перебил его М ар­

тын, но Иван Павлович, нервно возбужденный, не

слыхал посторонних слов.

— Забыть пора, ты знаешь,

пора забыть. Я так всем

66

и говорю: пора забыть. Золотое дно — наша земля, зо­

лотое дно. Чего только и нет в ней. Жить бы да

жить,— торопливо, будто побаиваясь, что перебьют

снова, частил Тяпуев, становясь прежним Ваней Со­

ском. И Мартын, рассмотрев в постаревшем человеке

прежнего Ваньшу, почему-то успокоился.

— Ну дак здорово тогда. Забористо ты говоришь.

А привычку все не оставил, губу-то, глянь, как высосал.

Большой ведь. — Мартын протянул жесткую, как дрес­

ва, ладонь и, здороваясь, поймал мягкие, ускользающие

пальцы Ивана Павловича, сжал их посильнее, стано­

вясь на время молодым Петенбургом, а вглядевшись в

пронзительно неприятные, прежние глаза, которые не

старели с годами, он с тайной усмешкой отыскал в них

наплывающую боль. Мартын жал податливую ладонь,

как выжимают белье — навыверт, но Иван Павлович

крепился, улыбаясь и тая в себе заново вспыхнувшую

ненависть, и только глаза его тускнели и сами собой

мутились от боли, становясь обыкновенными старчески­

ми глазами.— Ну дак здорово, коли не шутишь,— сно­

ва повторил Петенбург и потянул, озорничая, выжатую

ладонь на себя, и Ваня Сосок покоренно поклонился в

пояс гордому старику.

— Вот так-то,— по-детски удовлетворенно сказал

Мартын Петенбург и, не зная, что еще добавить, замеш­

кался, заерзал на мостках вместе с тележкой, а Иван

Павлович тряс раздавленной ладонью, сдерживая в се­

бе нетерпимый гнев и улыбаясь прежней улыбкой, вер­

нее жалкой тенью ее.— Ну дак прощай,— буркнул без­

ногий, устыдясь своей ребячьей выходки, но и доволь­

ный ею: этой причиненной малой болью он как бы про­

щал давнего недруга.

Петенбург покатил по мосткам, равномерно толка­

ясь костыльками, и седая голова его с упрямой копной

волос бычилась над приподнятыми костистыми плечами.

— Ну и зараза же!— запоздало выругался Тяпу­

ев.— Живут же такие на свете.

Он плюнул вдогонку Петенбургу и, мысленно мате­

рясь, пошел прочь.

3*

67

8

Галька Селиверстова летела по деревне легкая, как

одуванчик, в цветастом легкомысленном платьишке с

клеенчатым поясом в добрую мужскую ладонь шириной,

кольчатые рыжие волосики обсыпали скуластое личико,

глаза распахнуты, полны неясным величием и готовы

прострелить встречного, прободать насквозь, если попа­

дется он и ие уступит дорогу. Но пуста была Вазица,

пуста, как школьный коридор во время летних каникул,

только легкий ветер полдник дул наискосок, мягко

обвеивая щеку и задирая колечки волос на остренький

независимый носик, и никто не встретился Гальке до

самого низа деревни, кроме сопливой пацанвы. А на ок­

раине девчонка понуро постояла, обвисая худеньким те­

лом и внезапно почувствовав свою некрасивость, и, по­

давляя приступившие слезы, пошла обратно домой,

устало подволакивая ноги в тяжелых, на солдатскую

колодку кроенных, но модных ныне туфлях.

— Собираю манатки и еду. Тут от тоски подох­

нешь,— сразу объявила она матери, однако боязливо

пряча глаза в сторону и мельком подмечая, нет ли ря­

дом отца: он-то не поглядит, что дочь на выданьи, еще

может и платье заголить и трепки хорошей дать.

— Ты что, Галина, иль не по душе наше житье? Бы­

стро же отвыкла в городе. Училище-то кончишь, в та­

кую же деревню пошлют, а то и хуже,— одернула

Анисья дочь, шмыгнула остреньким носиком, и скула­

стое, зырянского покроя лицо ее сморщилось, стало

совсем старым и некрасивым.— Отца-то хоть бы пожа­

лела, коли меня не любишь. Так ли ждал тебя, так ли

ждал, а ты в дом, да сразу и прочь.

— Не уговаривай. Посмотрела на вас и хватит, —

отрезала Галька, капризно поджимая губы и приникая

к окну: в его проеме лежала одинокая улица, присы­

панная свежей песчаной пылью, а внизу ее, словно бы

штора из клеенки, висело сизое марево, порой колыха­

лось оно и выстреливало клубами тумана. От этой оди­

нокости девчонке стало еще хуже, и она готова была

прослезиться, до печали жалея себя.— Как на острове

диком. И всю жизнь так,— невольно добавила она

вполголоса, не думая, что мать расслышит ее слова, и

сразу заведется со своей говорильней.

68

— А мы тут всю жизнь, да. А мы всю жизнь,— сра­