Золотое дно (сборник)

Личутин Владимир Владимирович

— Дай-то бог, а рыба в море есть. Есть рыба-то, —

вдруг сказал Герман, повеселевший, с искрами света в

глазах: рыба шла, а значит, можно жить, оттого и серд­

це сладкой патокой смазано и до поры до времени за ­

таилась, притухла в душе тоскливая досада. Ильинская

семга вот-вот должна подвалить, она крупная, жирная

такая, тяпухи дай бог, просто так ее не возьмешь.

А иной раз по двадцать три килограмма попадет, такая

дурила: лежит, в завеску улипиет

зубами — думаешь,

коряга иль бревно. Рыбинка так рыбинка, есть на что

посмотреть.

Тут Сашка приволок большую голубую миску с ухой,

поверху на полпальца янтарный жир, потому уха даже

не парила,' и весь жар затаился в глубине, но попробуй,

хвати ложку с жадностью, тут и выскочишь из-за стола

с распахнутым ртом и слезой в глазах. Намерились есть

долго и сытно, потому как не поешь, так и не порабо-

53

таешь, а едят на' тоне лишь однажды в сутки, как при­

ведется, но, правда, потом раз пять чай пьют, заедая

остатками холодной рыбы, порой часа в три ночи — ведь

у моря все сместилось: и утро, и день, и ночь — таков

круговой семужий промысел. Но не получилось разме­

ренного обеда: вдруг откуда-то родился повальный

комар, и ложку до рта не дотянешь — отмахиваться

нужно, да и в чашку густо западала эта гнусливая не­

чисть. Поначалу пробовали ложкой вытряхивать кома­

ров из миски вон, но — пустая затея. Сразу вспомни­

лось, как едят на сенокосах: там комаров поверх супу

толсто и их бесполезно доставать, потому как на их

место тут же свалятся новые. Обычно на пожне едят и

приговаривают: «Ничего, жирней будет. Тоже мясо...»

— Ничего, уха жирней будет, — сказал звеньевой,

и все охотно поддержали его шутку, только зеленые

Колькины глаза, лениво обегающие море, вдруг насто­

рожились, и ложку парень отложил в сторону, вынул

изо рта обсосанное рыбье перо.

— Вроде есть...

Все оглянулись и увидали, как возле сетчатой стены

будто кто ударил резко поленом по воде, потом светлой

сердитой дугой выплеснулась рыба и тут же затабани-

ла хвостом, видно, хотела уйти на волю.

— А ну, беги! — прикрикнул Герман. — Сашка — с

ним, столкните карбас. А то уйдет...

Парни вскоре вернулись и принесли две семги, ко­

торые объячеились, и потому на серебристой груди от­

печатались глубокие продавлины, и если распотрошить

сейчас рыбину, то можно увидеть, как в том самом мес­

те багрово зажглось мясо.

— Положи в ледник.

На еду есть, — бросил Герман,

даже не оглядывая сёмог. Сдавать их в план нет смыс­

ла, примут третьим сортом, дадут за них гроши, так

лучше съесть, тем более, что питаться чем-то надо.

Так и не пришлось толково похлебать ухи: еще по

разу потянулись к миске, да с тем и отложили ложки

в сторону. Сашка притащил строганую плоскую доску

с горой отварной рыбы, но к ней никто не притронулся,

только Коля База порылся в мясе, отыскивая глаз, по­

том положил его на язык и долго сосал, будто конфету.

Море притихло, опало, обнажив длинные песчаные

гривы, вода едва-едва наступала на берег и с тихим

шипением откатывалась назад, оставляя в воздухе едва

слышный долгий выдох, и только в ловушке толклись

мелкие белые гребешки, да порой в сетчатом котле бу­

хались рыбы, выметывая водяные радуги. Мешкать

уже было нельзя —• море окротело, подчиняясь таинст­

венной невидимой силе, оно сейчас покорно и равно­

душно лежало в своих постелях, но где-то там, за

невидимой гранью, уже набухало, заново полнилось,

чтобы скоро всей своей мускулистой плотью навалить­

ся на Зимний берег и потрясти его пушечным ударом.

Карбас спихнули, Коля База еще недолго шел сле­

дом, толкая посудину на приглубое место. Сашка сел

на весла, а Герман примостился на переднем уножье,

скрестив калачиком ноги и взглядом проникая сквозь

верхние зеленые слои воды. Каждый знал свое место,

дважды повторять не надо было, и потому все суеверно

молчали, словно боялись вспугнуть рыбу. Герман под­

нялся на переднем уножье, хватался за оттяжки тай­

ника, и кожа на пальцах побелела от напряжения. А в

сетях, похожая на осиновые поленья, висела семга, и,

накренясь над самой водой, почти омокая отросшие

пшеничные волосы, Герман выпутывал рыбин, коротко

и сильно бил колотушкой по черному костяному лбу

и бросал в карбас. Семга лежала на телдосах — доща­

тых настилах и косилась темным непрозрачным зрач­

ком, ободки глаз потемнели, стали тусклого травяного

цвета, и было видно, как стремительно уходила из уп­

ругих рыбин жизнь: они тускнели, деревянели, и косо

срезанные спинные перья мертво припадали к рябоватой

чешуе. В сам тайник попало несколько пинагоров, их

тоже бросили на дно, даже не коснувшись колотушкой,