Золотое дно (сборник)
Шрифт:
потому что они податливо и грузно обвисли в руке Гер
мана, не тряхнувши плавниками. Но в карбасе они жи
ли долго, похожие на броненосцев, все унизанные трех
гранными шипами, одетые в толстую кольчугу, и только
выпуклые надутые животы как-то беспомощно отсвечи
вали нежной зеленью. Пинагоры дышали тяжело круг
лыми ртами, как бегуны на длинной дистанции, делая
рот трубочкой, или словно готовились целовать крест
перед причастием.
Коля База
пинагору в рот, и рыба, натужно пыхтя, стала пускать
клубы дыма и пучить студенистые глаза.
55
Таранин, а Герман только коротко резанул взглядом и
носком сапога выпихнул рыбину из карбаса в море.
— Ты чего? — вспыхнул Коля База.
— Ничего... зачокал. Подымай оттяжку, ну! — от
резал сурово звеньевой, и жилы вспухли на его лбу.
Внезапным холодом повеяло меж ними, и Сашка, по-
детски моргая коровьими глазами, никак не мог понять,
что случилось, но только сразу потускнело море и стало
зябко на душе. Тут зашли в тайник через ворота, но
главную рыбу из сетчатого тайника брали молча, без
особого интереса, парни не разговаривали, а когда оги
бали крутой кол, Герман подумал внезапно: «Мишка-то
Чуркин тут затонул... В этом самом месте».
Он невольно всмотрелся в толщу воды, но солнце
уже лежало на поверхности моря, и в серебристом сия
нии, слепящем глаза, ничего не высмотреть было. Д а и
что выглядывать, если Мишка Чуркин утонул лет два
дцать назад, тогда его выбросило штормовой волной
ровно через неделю, и Герман видел его, набухшего,
с огромным животом, лежащего посреди песчаной от
мели. Он подошел и испуганно вздрогнул, когда с ж ад
ным скрипом снялось с утопленника болотное воронье.
«Мишка-то Чуркин здесь и потонул», — еще раз по
думал Герман, но тут же через силу заставил себя
встряхнуться и буркнул Сашке сердито:
— Выгребай, ворона, заснул, что ли! Глаза выпучил
сидит.
Сашка Таранин обидчиво дрогнул плечами, и круто
прогибаясь в спине, стал выгребать на берег. Они и к
леднику потом шли порознь, цепочкой, друг за другом:
впереди звеньевой с погрузневшей семгой на откинутых
руках, за ним, цепляясь сапогами за песчаные гривы,
неохотно тянулся Коля База, последним шел внагиику
Сашка Таранин, самый младший артельщик, и нес за
плечами задубевшую от соли брезентуху, полную семог.
6
Пока двигался по мосткам, подшипники
охотно, и Мартын Петенбург, легонько толкаясь кос
тыльками, только правил тележкой и следил, как бы не
56
половицами. Но когда скатился на дорогу, подшипники
сразу увязли в пыли, заскрипели под его тяжелым те
лом, стали провертываться, и Мартын с грустью поду
мал, что деревянные оси надо, видно, заменить желез
ными, те подольше выстоят, глядишь, и до самой смер
ти хватит. Тут култышки нестерпимо заныли, напоминая
о себе, и боль отдалась в пояснице; захотелось тут же
задрать штаны и погладить холодной ладонью налитые
кровью рубцы... «Не приведи господь еще раз валиться
под нож», — подумал с тоской. Вспомнились все пять
предыдущих операций, после которых ноли становились
все короче и безобразнее, все труднее было загибать на
них кожу и сшивать, а нынче и вовсе укоротел Мартын
Петенбург, как раз вдвое против прежнего роста... «Не
приведи господь еще раз валиться под нож», — с ка
ким-то новым страхом подумал Мартын, чувствуя, как
устало у него сердце. Думал ли, что так получится...
Еще десять лет назад подпирал головою любой потолок,
и не было другого заглазного прозвища, как Мартын
Верста. Так стоит ли загадывать о смерти, может, завт
ра и случится она, потому и железные оси пусть пого
дят — пока еще деревянные не сдали и несут.
Мартын, опираясь на костыльки, вместе с тележкой
поднялся на крыльцо, покатился по гулким коридорам;
колесики уже не скрипели, а мягко шуршали, и только
резиновые наконечники костыльков погромыхивали глу
хо и сумрачно, словно кто-то загонял в доску гвозди.
Дом был еще прежний, ставленный навек, с гладко
струганными топором стенами. Уже после, в тридцатом,
здесь помещался сельсовет, пока не переехал в одно
этажный домик, крашенный охрой, тогда и обжил под
свою контору колхоз эти угрюмоватые низкие комнаты.
Ноги опять заныли, Мартын пошатал на култышках
широкие ремни, которыми надежно была пристегнута
тележка, поправил низы штанин, обтянутые кожей. По
думалось: «Может, складки натирают... Надо напомнить
бабке, чтобы в брючины напихала для пробы овечьей
шерсти». По длинному гулкому коридору бродили сквоз
няки; под поветью всхлопала дверь, почудилось, что