Золотое дно (сборник)
Шрифт:
трясли? — шутливо и громогласно приветствовал он, и
лицо, круглое и сытое, все расплылось в улыбке, но
пепельные глазки стали холодны и проницательны. По
рог переступил хозяин, это было видно по тому, как
огляделся ом, словно человек, который вернулся в род
ной дом после долгой отлучки, и, не поворачивая голо
вы, сразу уловил беспорядок. Веник у печки болтается
беспризорно — поудобнее примостил его в угол, стопку
газет снял со шкафа, выбил пыль
место, чтобы не забывали подшивать, повел носом и,
уловив запах табака, недовольно сморщился сквозь
улыбку и звонко распахнул форточку.
— Запылились, гляжу, тут без меня. Ну и чудаки, ну
и чудаки вы, ребята. Ей богу...
Словно сквозь стенку расслышав тусклый голос
главного бухгалтера, вдруг прибежал председатель,
невысокий, носатый, с лысеющим узким лбом; он нелов
ко суетился вокруг Федора Степановича, будто готовый
сейчас же и отчитаться за проделанную работу, и бух
галтер, уловив эту робкую заминку, шевельнул двойным
подбородком, лицо его стало готовно холодным:
— Я зайду к вам, после зайду.
— Да-да, я и хотел, чтобы вы зашли. Уж не забудь
т е ,— напомнил председатель, нерешительно замявшись
на пороге.
И по тем словам, что были сказаны и как были про
изнесены вслух, и по тем, что были не сказаны, но как бы
тайно присутствовали в воздухе, по холодной осанке
бухгалтера и по опущенным плечам председателя было
заметно: тут что-то есть, тут что-то такое: видать, по
непонятным обстоятельствам главный бухгалтер над
своим председателем имеет власть и не малую. Это все
окружающие знали, и потому первыми голоса не пода
вали, а ждали указующего слова Федора Степановича.
Даже бойкая Аня вдруг сникла, осторожно прикрыла
ящик стола и засобиралась пойти на ферму, откуда
только что явилась, словно нерешенные дела срочно
вытребовали ее туда.
— Как ваши ноги, Мартын Конович? — вдруг спро
сил главный бухгалтер, для такого случая погасив
60
— Да ничего...
— Ах да, прости, — спохватился главный бухгал
тер.
— Ну дак как, еще не протрясли колхоз без ме
ня? — назойливо переспросил он, имея обыкновение шу
тить подобным образом.
Косматые брови Мартына нервно вздрогнули, и
непролазный сивый волос на голове встал торчком,
словно бы ужасно напугался человек:
— Не у чего стало жить. Корова себя не оправды-
ват, и рыба за
нечего.
— Ты, Мартын Конович, не в секту ли без меня
вступил? По-молитвенному нынче вдруг заговорил. Ты,
Аннушка, чего не упустила без меня? Небось, полит-
беседы редко проводишь, — коротко хохотнул Федор
Степанович, собираясь разговор свести на шутку,' но,
видно, ответ и самому показался легкомысленным, и
потому солидно добавил, локтем придавливая счеты:—
Денег-то на миллионы нынче считаем. Ты посмотри,
как жить стали.
Видно, спор был давний и загорался не раз.
— Солить, что ли, деньги те. А деревня краше ста
ла? Иль производство какое выросло? — глухо, как бы
самого себя вразумляя, упрямо не отступался Петен
бург. — Ну да правда, чего тут, — вдруг спохватился
он, словно бы пугаясь, что сказал лишнее и непонятное
для постороннего слуха. — Противу прежнего мы пора-
то хорошо жить стали. Белого хлеба не хотим нынче.
Скоро в избы запрячемся, как в большом городе, и —
ку-ку...
— Ты все сразу хочешь: и телегу, и лошадь...
— Сегодня дела сдавать иль до завтра погодишь?
До последнего дня, поди, доотдыхаться хочешь.
Но Федор Степанович не принял всерьез разговора,
опять коротко хихикнул,пряча пепельные глазки в раз-
бежистые густые морщины.
— Слушай, Мартын, а тебе и не угадать, кого я
нынче видел. Оказывается, Иван Павлович в деревне
гостится. Важный такой.
— Какой Иван Павлович? — еще не остыв от раз
говора, машинально переспросил Петенбург.
G1
жили, не разлей вода были. До сих пор вся деревня
вспоминает, — с умыслом иль нет, но задел бухгалтер
Мартына. — Важный такой: фу ты ну ты — крендель
гнутый. Прежнего-то Ваню Соска и не признаешь. Идет,
бывало, по деревне, когда еще в милиционерах служил,
винтовка по земле волочится; малой ведь был, но энер-
гичнный, куда там. Здорово он тебя тогда подъел, а?
Он на все голова был, ба-альшой голова. Помню, как
свечку тайно в церкви зажег. Бабы все сбежались: ой
да ой, крестное знамение, на антихриста треклятого бог
посылает гнев свой. Церковь открыли, а перед алтарем
свеща горит. Все на колена и пали, молятся, а Ваня-то
и выходит в простынке белой на плечах. Из-за алтаря
выходит и давай речугу толкать.