Золотое дно (сборник)

Личутин Владимир Владимирович

ся на белом свете...»

— У нас на корабле-то, бывало, крысы стучат по

подволоке, когтями по-худящему стучат над головой.

Будто на лошадях едут, так стучат по железу,— поддер­

жал разговор и Герман.— А эту мышь мы приручим, бу­

дет по канату ходить.

— И чего только ныпь не приручают. Деньги-то как

ли надо получать...— вздохнул Гриша.

— У нас на флоте, когда я служил, завелся медве­

жонок,— оживился Герман.— Пока маленький был, дак

терпели,

а потом баловать стал. Такой зверина выма­

хал. Ну однажды с судна сбежал в порт и выпугал всех.

Командование постановило — пристрелить. И никто не

берется. А один офицер нашелся, увел медвежонка в

сопку и пристрелил. Мясо сварили на обед, и матросы

отказались есть это мясо. Да... И прозвали того офице­

ра Дантесом. Пришлось ему переводиться на другой

флот. Житья не стало.

— Дураки дак,— весело откликнулся Гриша.— При

сгюлнении служебных обязанностей. Мало ли чего не

приходится делать. Служба ведь.

— Служба, служба,— снова раздражаясь, грубо

оборвал Герман.— Отпустили бы куда иль в зверинец.

— Мяса ведь... Чего задарма его спускать, понима­

ешь. Поди стрельни такого в леей. Не каждый решит­

ся, а мяса, поди, пудов десять было.

84

— Палача всегда боятся и презирают,— вдруг по­

дал голос Иван Павлович.— Боятся и презирают. Вот

так-то. А ты — мя-со... Ну где уха-то, подавай! Совсем

заморили гостей,— оживился Тяпуев. И словно бы в

ответ распахнулась дверь, и с большой голубой миской,

наполненной с краями, показался Коля База. Легким

парком обволокло уху, она золотилась, жиром и густо

колыхалась, пуская замирающие пузырьки.

— Этой рыбки каждый хочет. Иван Павлович, по­

кушайте,— пригласил Герман городского гостя, а на

Гришу и не взглянул, словно того и не было рядом.

«Дома наестся, небось уже бочки наворовал,— подумал

вскользь.— Бывало, когда в правленьи сидел, так до но­

вой рыбы семга безвыводно жила на столе... А гость го­

родской не частый гость в наших краях, как тут не при­

гласить... А зло его пусть при нем будет, оно нас не

касается, да и было ли оно? Мало ли чего люди накла­

дут на человека, всякого дерьма, да сколько и завиду­

ют, поди проверь сейчас. И время какое было... А если

отчима сослали, дак и сам, поди, в чем виновен был.

И поныне никогда первым не уступит, уж головы не

склонит и мать-то на побегушках держит».

— Вы кушайте, кушайте...

— Не смею

отказаться. Почту за честь, право, —

легко склонил голову Иван Павлович и, покряхтывая,

присел с краешка стола.

А Гриша Таранин, не ожидая приглашения, уже

умостился в самом центре застолья и потянулся за

ложкой со словами: «Попробуем свежатинки», но

словно бы случайно его ладонь наткнулась на литой

локоть Германа Селиверстова и споткнулась. Тяпуев

приметил эту немую сценку, едва колыхнул осадистой

головой, укоризненно и молча кивнул: мол, что же это,

братец, как-то нехорошо поступаешь, зачем старших

обижать? А вслух сказал:

— Опускаться-то нельзя, право. До положения

свиньи... — и заскоркал ногтем плохо промытую ложку.

— Ку-ку, дядя, как вас там кличут?— выкрикнул

по-ребячьи Коля База, сверкая всем набором железных

зубов.— Не обижайте нас. Мы ведь обидчивы.

Иван Павлович непонятливо пожал плечами, а Гер­

ман напружинился весь, налился удушливой красниной.

— Эй ты, не скотинься!— заорал он на Колю Б а­

^

85

зу.— Верно сказали. В грязи зарости готовы. Кушайте,

Иван Павлович. И ты, Гриша, спробуй нашей ушицы.

Пробуй, пробуй, чего стесняешься.

А Гришу Чирка уже не надо было упрашивать, у

него только пищало за мохнатыми ушами, и никакой

жар ухи не пугал его, словно глотка была луженая, он

только шевелил улитками бровей и густо потел. Чуди­

лось, будто с голодного острова явился человек иль за­

пустили его на мгновение сюда с грозной командой на­

едаться на год, так намолачивал старик, бывший ка­

питан сейнера, наученный долгой жизнью: два раза к

столу не приглашают, и лучше переесть, чем недоесть,

ибо живот сам лишнего не примет, но от малого зато­

скует.

— Бутылочкой бы закусить,— примирительно сказал

Коля База, лениво волоча к себе ложку и намекая на

что-то.

— Не трави душу...

— На той неделе я хорошо побалдел. Напился, и д а­

же на столе осталось,— все не останавливался Коля

База, намекая взглядом, что в избе гости, а они пусты­

ми не могли прийти, уж четвертиночка да припрятана

за пазухой: все хоть для аппетита размочить язык. Но

Коля База был еще наивен и молод, он мерял людей

по своей распахнутой душе: если гость в доме, то на­

корми его до отвала и вином напои, чтобы в застолье