Золотое дно (сборник)
Шрифт:
— Странно ты говоришь как-то. Мы ведь попросту
выражаемся: деревенские-то люди темные да негра
мотные.
— Ты тоже счастливый, — продолжал однорукий,
словно не расслышав Кроню. — Ты тоже растешь как
дерево. Тебе и умирать не страшно. Страшна не смерть,
а раздумья о смерти. Думы страшны, ты понял? Думы,
которых у тебя нет. — Однорукий больно схватил Кро
ню.
— Д а отвяжись ты, чума! Тебя не трахнуло случа
ем? — спросил Кроня, показывая
по-своему помирать не хочет. Я вон в леей сколько де
рев свалил, а всяко по-своему скрипит да плачет, как
на землю летит. Д аж е дерево плачет, а я ведь не чур
бан с глазами, у меня и сердце есть. Может, там боль
нее вашего все происходит, только мы сказать путем
не можем.
— Смешной ты и счастливый. Ты и страдаешь, как
дерево, которое возвращ ается к земле.
— Сам ты чурбан с глазами! — почему-то обиделся
вдруг Кроня и отвернулся к стене.
Но дождь мелкими осколками доставал и здесь, он
сыпался нудно, и Кроня попытался спрятаться от него,
прижимаясь в самый угол и по деревенской привычке
обш аривая все кругом. Низ амбара был обшит тесом,
неизвестно уж, по какой там нужде, но обшит, а угол
расползся по шву, и Кроня, ш аря ладонью, нашел за
досками уютное прибежище, посыпанное сухой мякиной.
Вползать туда было тесновато, а когда он умостился и
214
чит дождь, стало страшновато в сырой темноте, а холод
от намокшей земли студил тело до самых печенок. С ра
зу вспомнился однорукий сосед, и Кроня тихо позвал:
«Эй ты?» — удивившись вдруг, что еще и не знает, как
зовут спасителя. Но громче кричать поостерегся, слов
но побоялся выдать уютный схорон, вылез ногами впе
ред из деревянного мешка и тронул соседа за плечо. Но
тот не отозвался, и мог поклясться Кроня, что однорукий
плакал. Он еще раз окликнул, наклонясь к самому уху
соседа:
— Эй, как тебя кличут? Слышь, как тебя зовут-то?
— Д ядя Гриша, — глухо отозвался тот, сморкаясь в
ладонь.
— Ты слышь, дядь Гриш, я совсем заколел, а тут
закуток от дождя есть.
И они устроились в сухом схороне, где пахло пре
лым хлебом и мышиным пометом. Д ядя Гриша почему-
то плакал, хлюпая носом, прижимал Солдатова к себе,
и на голую грудь Крони падали теплые капли. Д ож дь
шуршал о стены, иногда шумно проливался, от земли
тянуло студеным, а за дощатой обшивкой стонали р а
неные и затихали
А дядя Гриша все плакал, и Кроня по-взрослому гл а
дил его плечо и утешал:
— Ну что ты, дядь Гриш. Ж ивы будем, не помрем.
Эко чудо!
— Смешной ты, — вдруг отозвался однорукий и пе
рестал плакать, а потом начал рассказы вать мокрым
голосом, словно не переносил одинокого молчания:
— У меня было четверо сынов, целая дубовая роща.
Всеми и на войну отправились и в одно отделение по
п а л и — я упросил. Так и назвали: отделение Братухи
ных, это фамилия у меня такая. Они тоже много не ду
мали, а пуля их и подобрала. Теперь я один остался:
был Братухин, а стал Сиротин. Ну что я скаж у супру
ге своей М арье Сергеевне, что я скажу? Повалена моя
дубовая роща...
Вдруг заскрипели и распахнулись ворота, острый
клин света раздвинул вязкую темноту, и раздался тре
бовательный окрик «шнелль!» Наверное, немцы торо
пились и хотели до настоящей темноты пригнать плен
ных на станцию. Д ядя Гриша шевельнулся, норовя вы
215
думывая о последствиях, прижал его к себе, и тот
словно понял все и затих. Немцы спешили, они поряд
ком вымокли и устали, им хотелось скорее покончить
с этим суетным делом, и они прямо с порога обежали
фонарным светом по грязным ворохам соломы, обрыв
кам окровавленных бинтов и черным ребрам стропил,
а уходя, полоснули в пустоту амбара из автоматов, и
пули глухо впились в мокрые бревна. Потом зачавкали
шаги, открытые ворота под порывами ветра туго рас
пахивались и сиротливо ударялись в стену, словно тре
буя к себе человеческого внимания, а топот ног по до
рожной зыби все затихал, и уже казалось, что где-то
далеко гонят на бойню табун усталых лошадей.
Когда стреляли, однорукий сосед резко вздрогнул,
и Кроне показалось, что дядя Гриша испугался авто
матов и норовит вылезть, поэтому Кроня плотнее при
ж ал его к себе, прислушиваясь к пришедшей тишине.
Потом он осмелился и шепнул в темноту:
— Д ядь Гриш, ловко мы их, а?.. — Но сосед не от
кликнулся и только еще плотнее и тверже навалился
на стонущую грудь Крони, 'быстро твердея и остывая.
Еще не осознавая случившегося, но уже слыша в себе
глухую тревогу, Кроня свободной ладонью обежал ли