Золотое дно (сборник)
Шрифт:
огузьем трясешь.
— Ну смотри, смотри, — отступил милиционер, не
зная, что сообразить с шальной бабой.
— А я всего насмотрелась: и плохого, и хорошего, и
стыдного, и бесстыдного — и никого теперь не боюсь.
Кронька жался на скамейке под самым образом,
боязливо пугался маменькиного крика, но еще больше
боялся белого полушубка, который густо пахнул овчи
ной и морозом и скрипел, как старые половицы. Кронь
ка егозил на лавке, смотрел то в промороженное
то на печь, где вся малиновая лежала сестра, то на
милиционера и мучительно боялся за мать, и от этой
тревоги в животе у него даже что-то стонало и уркало.
Милиционер угрозливо крикнул на прощанье:
— Я вам покажу, кулацкие прихвостни!— А Н а
талья, совершенно бледная от перепалки и потерявшая
разум, только повернулась к нему спиной и задрала
платье, оголив белое стареющее тело:
— H a-ко, выкуси! Посмотри-ко на себя, сколь ты
хороший да боевой.
А когда милиционер ушел, Наталья отхлынула от
гнева и сразу забоялась: вот придут и заберут ее в ка
талажку, а как дети без нее будут, ведь и Спиря с обо
зом долго не вернется? И заплакала, занюнилась в
три ручья. А Кронька подошел к матери и сказал ло
мающимся баском:
— Я Лизку подменю...
— Да куда тебе. Молчал бы хоть ты-то, не лез ко
мне.
— Я ведь сильный. — Надул живот. — Я маленький,
201
ка, пыжась, и сам испугался своих слов. Но отступать
было поздно и не в его правилах, потому принес поле
но из опечка и пристал к матери: — Бей что есть мочи.
М ать дала Кроньке шлепка под зад, не знала она
такой деревенской забавы, когда парни на околице н а
дувают животы и лупят по ним, проверяя крепость.
Кронькиному животу завидовали, потому что он пучил
ся, как коровье вымя, и гудел, когда по нему били п ал
кой. Может, с того и урчало внутри, когда Кронька
волновался или боялся чего. Н аталья про Кронькин
живот ничего не знала, но, поревев, рассудила, что д е
ваться некуда, и следующим днем отправила сына в
лес на попутной подводе, надоумив, чтобы он набавил
при расспросах себе лет.
Там Кронька быстро налился телом, раздался в
груди; «животной» игры там не было, да и с лесом х ва
тало времени наломаться до великой усталости, но на
палке он перетягивал многих мужиков, и за это его
уваж али.
КАК ОН ВЫ ЖИ Л ?
Н а фронт Кроньку Солдатова взяли зимой сорок
первого, и к осени сорок второго,
чилась эта беда, он уже успел вдосталь навоеваться...
Кроня Солдатов и не слышал, как пуля просквозила
его; просто в спешке и горячке подумал он, что сильно
вспотел, просунул под гимнастерку ладонь, чтобы об
тереть грудь, а там сыро. Тут и упал, кровь пошла гор
лом. О казалось, пуля прошла грудь навылет, задела
легкие, и когда Кроня вдыхал в себя прогорклый воз
дух, что-то внутри сипело, и чудилось, что через пуле
вую дырку воздух из легких выливается обратно.
«Словно качают велосипедную камеру», — подумал
Кроня и слабо, как-то в себе, улыбнулся этому сравне
нию, и сразу вспомнился дом, велосипед на повети (тут
смерть стоит, а ему велосипед пришел в пам ять), еще
совсем новенький, с блестящими шишечками на педа
лях и гофрированными резиновыми ручками. Кроня ку
пил его перед самой войной в лесопункте, чтобы уди
вить Снопу, а ездить так и не научился: только раза
202
евого коня, и все мальчишки Снопы бежали следом, но
ровя брякнуть никелированным звонком. Кто-то теперь
будет кататься на нем, может, старшие братья, а мо
жет, и продаст его батя Спиря... И эта мысль пробуди
ла в Кроне страх, ему стало мучительно ж алко себя,
захотелось жить, и он застонал, не открывая глаз. Но
никто не услышал его стона, потому что было не до Кро-
ни Солдатова: немецкие танки уже размяли, разворо
тили гусеницами зенитную батарею и ушли дальше.
Только Кроня еще не знал этого, в его ушах жил
грохот уже умершей канонады, и он думал, что бой про
должается. И, не открывая глаз, Солдатов попросил
застрелить его. Но никто не ответил и не подошел, по
тому что Кроне только показалось, что он сказал, да и
некому было отвечать и даж е застрелить парня. Кро
ня и не узнал, когда потерял сознание, но однажды
ему показалось, что он вынырнул из бездны. Кроня от
крыл глаза: небо было сумрачное и строгое, и откуда-
то с небес — так почудилось парню — глянуло на него
удивительно знакомое лицо с круглыми гнедыми гл а
зами, близко посаженными к носу. Эти глаза насторо
женно и робко посмотрели на Кроню и застыли, студе
нисто переливаясь в глубоких провалах, и Солдатов
даже заметил, как вспархивали загнутые рыжеватые