Золотое дно (сборник)

Личутин Владимир Владимирович

тираясь спиной к стене, Кроня разогнулся и встал

впервые за много дней, а немец, холодно улыбаясь, по­

дошел к Солдатову и небрежно, будто играя, толкнул

его в плечо. Но Кроня устоял и даж е шагнул вперед и

через плечо костлявого унтера увидел на болезненном

лице капитана горькую холодную усмешку, и опять вне­

запно подумал, что все будет хорошо и он, Кроня Сол­

датов, проживет долго-долго.

Потом всех, кто мог двигаться, вытолкнули из шко­

лы

на пустынную сельскую улочку под низкое набух­

шее небо, конвой оцепил горстку измученных людей и

погнал в сторону синей напрягшейся тучи. Стоял ноябрь

на самом рождении, по сторонам разлившейся дороги

леж али сугробы обмороженных до черноты листьев, де­

ревья в садах были раздеты и холодны, окна в уцелев­

ших домах темны и сиротливы, и по всему селу было

разлито неспокойное чувство тревоги и ожидания.

Пленных гнали спешно, словно торопились оставить

село за спиной, очутиться в одиночестве в пустых полях

и покончить со всем этим делом. Кроня проваливался

по колено в лужи, кальсоны вязали мокретью ноги,

влажный промозглый ветер студил тело, и Солдатову

страшно подумалось, что ему не дойти даж е до края

улицы. Он дышал хрипло, грудь рвалась от мокрого

каш ля, и Кроня, глядя под ноги, боялся упасть и з а ­

хлебнуться в густой дорожной жиже. Но внезапно его

кто-то поддержал, просунув руку под мышку, и голую

спину оцарапал заскорузлый рукав рубахи.

— Кто ныне рано ложится, тот совсем не встает, —

услышал Кроня знакомый хриплый голос, но не отве­

тил, ибо не было ни сил, ни охоты, а лишь благодарно

взглянул в бровастое, совсем стариковское лицо.

А когда покидали село, закрапал дождь, редкий и

тяжелый, как град, и сквозь нечастую сетку дождя

Кроня вдруг разглядел осевший к дороге неухоженный

212

домок с седой дуплистой вишней под окнами, сразу

узнал его, словно бы нарисовал в памяти, и почему-то

стал отыскивать желтую старушку с непотухшими гл а­

зами. И Кроне почудилось, что в боковом стекле мельк­

нула ее прозрачная тень и растворилась. А когда со­

гнали всех в поля, Кроня еще раз обернулся, словно

бы запоминая этот домок и предчувствуя, что вскоре

волею обстоятельств он опять окажется здесь и ста­

рушка с непотухшими глазами в заплесневелом сум ра­

ке погреба будет часто и плаксиво вздыхать, пеленая

Кронино тело в простиранные холсты.

А редкий ленивый дождь внезапно перешел в

ско­

рый и ледяной: он хлестал по несчастным длинными

синими розгами, вбивая пленных в надувшуюся ж ид­

кую грязь. Некоторые не выдерживали, их сбивал с

ног мутный поток воды, и они, неловко замахиваясь ру­

ками, падали на четвереньки, а потом и плашмя, з а ­

хлебываясь дождем и грязью. Кроня висел на плече

однорукого и, задыхаясь от ливня, прятал лицо за его

спину, которая парила от влаги и была еще теплой.

И Кроня принимал эту помощь с детским безразличи­

ем, как само собой разумеющееся, о чем не полагалось

даж е размышлять.

Километрах в трех от села повстречался хуторок,

который чудом обошла война и оставила в сохранно­

сти две избы и колхозный амбар, куда и загнали кон­

воиры пленных, толкая их в спины. Середина амбарной

кровли порушилась, и потому дождь хлестал в земляной

пол и вытоптал его, как стадо голодных овец. Раненые

сразу расползлись по углам, где еще леж али ворохи

старой соломы и половы, а вверху темнела крыша.

Кроня леж ал в дальнем углу, привалившись к плечу

однорукого и слушал, как что-то сипит и булькает у

того в груди. Кроне померещилось, что соседу плохо,

и он толкнул его:

— Эй, папаша, ты не того?

— Нет, не того, — откликнулся однорукий, и его

грудь перестала сипеть. Он опять завел разговор, будто

только что прервал его на полуслове:

— Человек, к примеру, зверь из зверей. Медведь

иль волк перед ним просто добряки. Но тогда для чего

природа наделила человека разумом? Чтобы он страдал

за свои злодеяния? Фигу с маслом! Он не страдает, он

213

плевать хотел на муки душевные. Такая крохотная

жизнь, а мы не вправе владеть ею. Но чужою распоря­

диться можем, это дозволено. Почему так, а?

— А моя бабушка девяносто лет прожила, — от­

кликнулся Кроня^ вспоминая ее сухие пергаментные

руки: они, быстро холодея, не отпускали Кронькину л а ­

донь до самой бабушкиной смерти. — Она захотела уме­

реть и умерла. Мы обедали, а она и байт, говорит, зн а ­

чит, нам: «Вы ешьте, я вам мешать не буду». Мы поели,

она повалилась на лавку и померла. В одночасье и

померла.

— Счастливая была твоя бабка, — грустно сказал

однорукий. — Она росла как дерево. Ведь только де­

ревья знают, когда им умирать,