Золотое правило Трехпудовочки
Шрифт:
Вот так просто, без анализа ДНК? И каким образом Степанида Андреевна углядела в черепе девочки «семейную патологию Гвоздевых»? Я теперь точно знаю: Анечка – родная дочь Лены, она ни с какого бока не родня Юрию. Однако Степанида заявляет о кровной связи. Почему? Что заставило ее так поступить? Какой козырь держала в рукаве Лена? Во время нашего пребывания в центре «Светлое детство» старшая Киселева помалкивала, словами фонтанировала Аня. Мать разговорилась лишь на короткое время, когда Анечка поморщилась от головной боли, Лена сообщила о мигрени, которая мучила девочку в детстве. Но это же
Перед моим внутренним взором вновь появился рентгеновский снимок и зубы девочки, точнее, многочисленные пломбы.
– Лена проявилась с незнакомой мне стороны, – еле слышно продолжала Маша, – я только поражалась: откуда у нее столько фантазии? Вот, например, еще деталь. Лена решила, что приемная мать, которая внезапно отыскала родственников Ани, не должна в момент беседы со Степанидой сидеть спокойно. Надо плакать, иначе Гвоздева может насторожиться.
– Елена рыдала весьма искренне, – вспомнила я, – слезы потоком лились по ее щекам.
– Вот-вот, – кивнула Маша, – слезы лились, но как их вызвать? Они всегда свидетельствуют о глубине переживаемых чувств, да только Лена не Мерил Стрип, зарыдать по желанию не сможет. Знаете, что она придумала? Смочила носовой платок каким-то составом, взяла его в больнице. Стоит поднести тряпку к лицу, и глаза наполняются влагой, эффект как от лука, только запаха нет.
Я тут же вспомнила, как из открытой сумочки Киселевой повеяло странным ароматом, и воскликнула:
– Запашок был, но я его приняла за шлейф дешевых духов. Лене следовало переквалифицироваться в сценариста или режиссера! Впрочем, как актриса она тоже не подкачала. Да и Аня оказалась на высоте.
В кухне повисла пауза, потом Маша тихо сказала:
– Не посчитайте меня корыстной, но я хочу побывать в квартире Киселевых. Лена хранила у меня запасную связку ключей.
– Думаю, никто не будет против, – кивнула я, – вы с матерью наследники. Через полгода получите и жилплощадь, и вещи.
Маша понизила голос:
– Ленка не могла меня обмануть. Она одалживала деньги на пару дней. Думаю, они лежат у нее дома, я хочу их забрать.
Я вскочила на ноги.
– Черт подери! Деньги! Как Лена предполагала их вам отдать? Из каких средств?
Маша замялась.
– Она предполагала, что их даст Степанида в качестве подарка за Аню. Ленка не собиралась доить Гвоздеву, взяла бы у нее всего один раз. А еще у нее имелась заначка. Она и раньше у меня одалживала деньги и всегда долг отдавала.
– Большие суммы? – насторожилась я.
– Нет, сто, двести евриков, десять тысяч впервые взяла. Сказала: «Машенька, не могу снять накопленное в банке. Средства лежат на депозите, я потеряю проценты», – шептала Маша, – но я не сомневалась. Сестра в отличие от меня доверяла финансистам, ей нравилось, что деньги не просто лежат, а прирастают процентами.
Я опустилась на стул. Есть лишь одно объяснение поведению Елены.
Она знала, что Влада Сергеевна не сможет деньгами воспользоваться, Лена заберет непотраченные десять тысяч и вернет их Маше. Только сейчас мне в голову пришла мысль: Владу Сергеевну всегда возила в клинику ее воспитанница Лида, но в день убийства директриса воспользовалась другой машиной. Что, если Лена приехала к
Глава 24
Но не успело мое предположение оформиться, как я мигом отмела его. Зачем столько сложностей? Ильченко можно было тихо убить в ее квартире и не устраивать авантюры с деньгами. Нет, Лена замыслила спектакль для Гвоздевых, она мошенница и далеко не дура, скорее всего, Владу Сергеевну лишил жизни другой человек. Кто? Связана ли смерть больной женщины с пьесой, сочиненной Еленой, или мы имеем дело с вульгарным ограблением?
– Лена честный человек, – пыталась обелить родственницу Маша, – историю с Гвоздевыми она затеяла из-за желания обеспечить Ане хорошее образование и устроить девочку в Америке. Любого человека в ее больнице или в «зефирке» спросите, он только самое хорошее о ней расскажет.
– Где? – подпрыгнула я. – При чем тут зефир?
Маша мягко улыбнулась.
– Вы не москвичка?
– С рождения живу в столице, – заверила я.
Собеседница удивилась:
– И ничего не слышали про «зефирку»? Это памятник архитектуры начала тридцатых годов прошлого века. Белый круглый дом, очень похожий на зефир. Не помню, кто его построил, здание расположено в лесопарковой зоне, в районе между Ленинградским шоссе и улицей Космонавта Волкова, неподалеку от Тимирязевской академии. В «зефирке» долгие годы располагался какой-то НИИ, в девяностые годы учреждение умерло, дом ветшал, но он имеет статус исторического памятника, поэтому его не сносили. В конце концов помещение на долгие годы взял в аренду некий бизнесмен, привел его в порядок и устроил там платный родильный дом, детскую поликлинику и стационар. Лена после смерти Вити постоянно искала приработок, вот Влада Сергеевна и нашла ей вторую службу в «зефирке». Ленуська туда в свободные от основной работы дни бегала, там хорошо платили. Ильченко имела какие-то связи в администрации, я не в курсе. Так вы думаете, я могу съездить, поискать свои деньги?
Я кивнула. Сил на разговор больше не было, я устала, захотела спать и есть одновременно.
Выйдя от Макаровых, я поспешила к остановке маршрутного такси, раздавая по дороге указания Димону:
– Выясни, не вызывала ли Влада Сергеевна на дом такси. Если да, то уточни, кто сидел за рулем.
– Йес, босс! – гаркнул Димон. – Что еще?
– Пока ничего, – устало ответила я.
– Тебе надо поесть, – заботливо предложил Коробок.
– Хорошо, – согласилась я, – сейчас поищу приличное заведение.
– Поосторожней с фаст-фудом, – не успокаивался Коробок, – гамбургеры, сосиски, лапша до добра не доведут.
– Степанида Андреевна с компанией ужинала в дорогом японском ресторане, – отбила я подачу, – и сейчас почти все попали в морг. Погоди, Коробок, у меня вторая линия.
– Перезвони, когда освободишься, – попросил Димон, – прочитаю тебе лекцию о здоровом питании.
Я нажала на зеленую кнопочку, бас Коробка исчез, зато прорезался баритон Лени Мартынова.
– Вскрытие закончено, – отрапортовал он. – Гвоздева, Киселевы и Евдокимов умерли от отравления тетродотоксином.