Золотой браслет, вождь индейцев
Шрифт:
Майор Вестбрук отсалютовал шпагой и громко сказал:
– Господин полковник, имею честь ожидать ваших приказаний. Угодно вам сделать смотр колонн?
– Я затем и приехал, - сказал комендант, ответив на приветствие.
– Слушай! На-кра-ул!
Майор присоединился к свите коменданта, и тот медленно поехал вдоль строя.
Драгуны по большей части имели хороший вид, но загорелые и решительные лица мало отвечали, по крайней мере внешне, понятию европейца о солдате вообще.
Люди одного эскадрона
Лошади были навьючены довольно легко, но все-таки заметно утомлены огромным переходом в 450 миль за три недели. Длинная вереница обоза составляла арьергард.
Что касается офицеров, то они были одеты, кажется, хуже солдат. Капитан Грюнтей, например, был одет во фланелевый китель когда-то голубого цвета, обратившийся теперь в рыжий; впрочем, под ним был прекрасный гнедой конь. Направо от Грюнтея высилась толстая фигура поручика Корнелиуса Ван Дика, с трудом державшегося в седле. На фоне серой блузы резко выделялось широкое, налитое кровью лицо, опухшее от чересчур усердных возлияний на последнем отдыхе.
Подпоручик Франк Армстронг, стоявший на левом фланге, был единственный офицер из всего отряда, одетый в походную форму по уставу.
Комендант одобрительно улыбнулся, проезжая подле него, и насупился, увидя странную фигуру Ван Дика.
– Господин майор, - сказал он строгим тоном, - надеюсь, ваши офицеры примут к сведению, что так вести себя в укреплении Лукут нельзя.
– Капитан, - сказал он, обращаясь к Грюнтею, - придя на место, тотчас посадить под арест этого офицера...
Лицо капитана вытянулось, когда он отвечал:
– Слушаю, господин полковник!
Комендант продолжал смотр под неприятным впечатлением от увиденного. Объехав весь строй, он холодно поклонился майору Вестбруку и сказал:
– Расположите ваших людей по северной стене, майор. Вы найдете там воду и дрова, приготовленные в достаточном количестве по моему приказанию. Обоз я осмотрю после. Прощайте, майор. Сабли сдадите на склад, прежде пойдете на рекогносцировку.
После этих слов комендант пустил лошадь рысью и удалился вместе с адъютантами, оставив майора впереди колонны.
Но проехав с четверть мили, он вернулся явно переменившись.
– Майор, на пару слов!
– закричал он улыбаясь.
Драгунский майор выступил вперед, явно не готовый улыбнуться в ответ. Комендант, как бы не замечая его надутого вида, сказал:
– Я надеюсь, вы и ваши офицеры сегодня же вечером познакомитесь с миссис Сент-Ор.
– Мы не позволим себе уклониться от этой приятной
– Надеюсь, что эта обязанность обратится в удовольствие, - сердечно произнес капитан.
– Ну, полноте, майор, мы слишком хорошо знакомы и слишком уважаем друг друга, чтобы сердиться за выговор по службе. Вестбрук - мой старый товарищ. Я не забыл того капитана 12-го драгунского, который в сражении под Буль-Руком своим примером преподал мне первый урок на поле битвы. Я не забуду, что всем вам обязан, несмотря на то, что ко мне судьба была благосклоннее, чем к вам.
Майор, видимо, тронутый этой сердечной речью, протянул коменданту руку, а тот ее крепко пожал и уехал.
В сопровождении своих адъютантов полковник скакал по дороге к форту, как вдруг индеец, лежавший на самой дороге, быстро вскочил и с криком ужаса бросился в сторону. На него наскочила лошадь подпоручика Гевита и не раздавила его только потому, что краснокожий из чувства самосохранения накинул на голову лошади бывшее в его руках одеяло. Лошадь метнулась в сторону и чуть не вышибла седока из седла.
Справившись с лошадью, Гевит бросился в погоню за индейцем и осыпал его ударами хлыста.
– Подлая собака!
– кричал он.
– Я тебе покажу, как пугать лошадей!
Несчастный дикарь бежал с воем в свой шалаш, а Гевит, отсчитав в азарте еще несколько ударов, вернулся к своим и смеясь сказал:
– Вот уж этот в другой раз не отважится пугать чью-нибудь лошадь, ручаюсь.
Комендант, скакавший впереди, был уже в форте и не видел этой сцены; но Пейтон, видевший все, остановился и, не будучи в состоянии удержаться, сказал товарищу;
– Вы были чересчур жестоки к этому несчастному, Гевит! Я не допускаю мысли, что он бросил одеяло с целью испугать лошадь.
– Ничего, - ответил Гевит, - этим проклятым краснокожим не мешает время от времени преподать урок, а несколько ударов хлыста укрощают их темперамент. Что до меня, то я испытываю истинное удовольствие, укрощая их; терпеть не могу этого разрисованного исчадия!
– Что вам сделали эти бедные существа?
– спросил адъютант.
– Несчастные быстро исчезают, жизнь их и без того тяжела, нет надобности делать ее еще тяжелее. Этот человек, которого вы избили, был в свое время храбрым воином...
– Полноте, Пейтон, перестаньте их защищать. И я верил в благородство индейцев, когда зачитывался Фенимором Купером; но с тех пор, как я узнал их близко, скажу вам откровенно, что все они: мужчины, женщины и дети, одинаково внушают мне отвращение.
– Вы не правы, говоря так, - грустно сказал Пейтон, - кто сказал вам, что вы были бы лучше, находясь в таком же как они несчастном положении?
Неизвестно, удалось ли адъютанту возбудить раскаяние и чувство человечности в сердце товарища.