Золотой червонец
Шрифт:
Гохман зло плюнул на пол, после чего сразу получил по шее мокрой грязной тряпкой от сурового домового. Вяло извинившись, Павел слез с подоконника и пошёл на улицу.
Он обожал зиму! Перевал Дорхор славился горнолыжными курортами, и Павел с семьёй часто туда ездил. Пока не случилась беда. Погодная аномалия, родители и сестра забрались слишком высоко в горы и слишком далеко от туристической тропы, и в тот день лавина унесла всех родных Павла. Остались лишь дед с бабкой, которые не пускали слишком далеко от дома, и Павел не ходил, потому что тогда бы пришлось весь вечер слушать нравоучения, а в этом деду нет равных. Потому Гохман и любил зиму в РМТА, свободную от стариков и манящую видами. Заснеженные склоны, что звали забраться повыше с лыжами – да и у подножья имелись вполне приличные спуски! Морозная погода, иней на ресницах, снежки и коньки, сугробы и заснеженные деревья, похожие на сказочный сон. Правда,
Гохман мотнул головой, отгоняя мысль в который раз. Неправильно это. Мерзко, не говоря уже о том, что незаконно. Если его поймают, раскроют – ему хана, и это совсем не шутки. Но Павел снова и снова представлял, как идёт с ней под руку, и как Воронцов от зависти исходит пеной. О, Павел третий год следил за Дашей. Тайно и не слишком часто, но этого было достаточно, чтобы знать – с Игорем они не встречаются, хоть тот и ходит за ней хвостом.
Павел не знал наверняка, было ли у них что-то за всё время, что Даша тут учится. Никогда не видел, чтобы Даша и Игорь целовались, или обнимались как-то недвусмысленно, но не исключал интрижки. Хотя то, что Игорь и Даша после этого могли продолжать общаться и гулять вместе, оставаться довольно близкими друг другу – это вводило Гохмана в замешательство. Как? Одни вопросы. Воронцов же кобель, это весь курс знает. Павел лично слышал, как группка девчонок из его общежития утешали свою подружку: Воронцов, по-видимому, переспал с ней, сразу обозначив, что отношений не ищет. Девушка сначала согласилась, но затем захотела продолжения, а Игорь ответил отказом. Кажется, довольно грубым – так, во всяком случае, казалось девушке, хотя, что до мнения Павла, она была просто мечтательная дура, готовая принести себя в жертву во имя становления всех плохих парней на путь истины.
Гохман поёжился от внезапного порыва ветра, не холодного, но в условиях нынешней влажности пробравшего до костей. Действительно некомфортно: сырость стала частью естества, зубы выбивали азбуку Морзе, костяшки пальцев побелели, нос, казалось, сейчас отвалится. Павел уже раз двадцать пожалел, что надел такую тонкую куртку, но в следующий миг забыл и о холоде, и о куртке, и о шмыгающем носе: по заснеженной аллее в синем пальто и в полосатой вязаной шапочке, весело болтая со своей подругой-коротышкой, шла Даша. Рыжая чёлка растрепалась на ветру и прикрывала глаз, щёки раскраснелись, но девушку, кажется, не заботили ни холод, ни сырость, ни грязный снежок, пролетевший в сантиметре от её лица. Ей было хорошо, ей было весело. О, как Павел мечтал оказаться сейчас на месте Аванисян! Идти с Дашей под руку, непринуждённо болтать обо всякой ерунде и весело смеяться…
Из транса Павла вывел неприятный удар комком мокрого снега в область скулы. Павел схватился за лицо и злобно оглянулся: на вершине грязного сугроба катался от смеха один из близнецов, с которыми Павел иногда видел Дашу, второй стоял на ногах у подножия и прокричал Павлу «Извини, я не нарочно! Промахнулся!»
Павел обернулся: Даша уже скрылась. Посмотрел на близнецов: они продолжали обстреливать друга снежной грязью, кататься по обледеневшим сугробам и дико хохотать. Кажется, даже позвали Павла поучаствовать, но он не был уверен, а подойти и переспросить не решился. Внезапно Гохман почувствовал, как на глаза навернулись слёзы, не то от обиды, не то от боли в разбитом глазу. Он быстро развернулся и побрёл в сторону замка, с желанием сесть в банкетном зале с кружкой горячего молочного чая, но потом остановился. Кухня РМТА обеспечивала всех студентов, преподавателей и рабочий персонал бесплатным трёхразовым питанием. И если между этими приёмами пищи тебе внезапно хотелось чего-нибудь перекусить, то милости просим: чай и кофе, морсы, соки, разнообразная выпечка, бутерброды, фрукты и сладости. Всё, что душе угодно, вот только предлагалось всё это уже за монетки, а после того, как ректор срубил стипендию, с деньгами у Павла был вечный напряг. На всякий случай парень
Павел в сердцах пнул сугроб, но поскользнулся и упал навзничь, после чего встал и, вконец расстроенный, поплёлся в общежитие номер пять.
***
«Если б рядом был хоть кто-то, жизнь бы не казалась такой поганой…»
На данный момент эта мысль была едва ли не единственной, витавшей в голове Гохмана. Ну а что-то вроде «Уроды, как вы задолбали орать!» или «Я сейчас прокляну всех, кто сейчас сидит в общем зале!» не считались.
Павлу приходилось нелегко, ведь закончился последний день учёбы, и студенты сейчас весело отмечали успешно сданную сессию и грядущий отъезд домой. Шум стоял невообразимый, и Павлу, очень любившему тишину, привыкшему к тишине перевала Дорхор, всё это безобразие порядком надоело.
Более всего ему надоело собственное одиночество. Вот сейчас он сидел у себя на кровати, с ног до головы укутанный одеялом, с отбитой спиной, с признаками зарождающейся простуды, но никто не мог даже принести ему кружку чая. А Павел хотел чаю. И молока с мёдом, пожалуйста. А ещё вот таких вот рассыпчатых печенюшечек, они на розочки немного похожи, а в центре мармеладка…
Павел мечтательно улыбнулся, но следом чихнул так, что обдал себя собственными слюнями, под носом стало мокро, а из холла дружно прокричали «Будь здоров!». Через пару минут кто-то постучался в дверь и спросил, всё ли в порядке, но Павел ответил, что у него всё прекрасно, сам не зная, зачем он соврал. Его ведь знобило и трясло не по-детски, и сейчас бы очень не помешала нежная забота любимой девушки, эта почти материнская любовь, о которой он мечтал так долго. Если б был хоть один способ!
«Нет, даже не смей думать об этом!» – Павел в очередной раз отогнал от себя эту мысль, но она с каждым днём всё сильнее и сильнее тяжёлым звонким молоточком долбила ему по вискам, стараясь привлечь к себе внимание. Способ был, но если кто-нибудь узнает… Да его тут же посадят в тюрьму! Применят казнь Веди без суда и следствия!
Был способ. Бабка-ведьма жила на окраине Солнечной Долины, и поговаривали, что она не только порчу снимает. Некоторые к ней ходили. Она часто помогала, хоть и не бесплатно. Согласится ли она на такое? Бред. Её арестуют. Уже арестовывали в прошлом году, а это ведь только по голословным подозрениям. Она не станет рисковать. Но кто узнает? Боги! Как же тяжело принимать решения, когда тебя трясёт от озноба!
Способ был. Жуткий, противозаконный, но такой простой и действенный, что Павлу всё реже удавалось прогнать эту навязчивую идею.
Глава 10
Даша сидела на мостках на берегу одного из трёх озёр близ академии. День был ветреный, но тёплый, занятия закончились, и сейчас можно было безо всяких зазрений совести предаваться блаженной лени. Особенно приятно думать о том, что сегодня уединение гарантированно никто не нарушит: друзьям Даша соврала, что будет в гостях у Мамонова, а вот Мамонов был свято уверен, что Даша гуляет с друзьями. Почему-то именно сегодня очень хотелось отдохнуть ото всех: общежитие – это весело, но его проблема в том, что одиночество в нём маловероятно. Даже в туалете в соседней кабинке обычно кто-нибудь сидел, а в душе иногда имели привычку напевать песни, что, на вкус Даши, было сродни кошмару, ведь маги, как оказалось, совершенно не умели писать музыку, а каждая песня в параллели напоминала не то балладу про крымского царя из «Ивана Васильевича»*, не то трактирную частушку.
Сегодня Даше этого не хотелось. Она запаслась бутербродами, налила в термос сладкий кофе с молоком и просто ушла к озеру. Сидела на мостике, жевала булку с творожным сыром и персиковым джемом, запивала всё это безобразие кофе, думая о том, что выражение «попа слипнется» вполне к ней сейчас применимо, но это всё совершенно незначительно в сравнении с тем, какой сейчас красивый и красочный закат. Девушке было хорошо. Забылись невзгоды, дни текли своим чередом и напоминали радужную сказку. Никто и ничто не могло испортить романтику колдовской жизни, и так было ровно до тех пор, пока сзади кто-то не подошёл и не прикрыл ладонями глаза.
Даша попыталась угадать по кольцу, но не получилось – руки подошедшего оказались в перчатках.
«Не Белла, не Игорь и не Рома» – подумала Даша.
Ладони показались слишком большими для Беллы, а парни не носили перчаток. «Так халатно к себе относиться!» – этим восклицанием заканчивалось каждое обвинительное выступление Беллы, когда пятикурсники приходили в общагу и побелевшими негнущимися пальцами стягивали с себя куртки.
Даша мягко стряхнула со своего лица ладони, обладателя которых так и не смогла узнать, и повернулась.