Золотой червонец
Шрифт:
– Что ж, мне это под силу, хотя, врать не буду, я знаю лишь теорию, живого опыта у меня нет. И всё от человека зависит. От силы проклятия. И это больно. Больнее, чем превращаться. Можешь и коньки отбросить.
Бабка посмотрела на Рому с издёвкой, безошибочно угадав, кому из присутствующих нужна её помощь. Маленькие чёрные глазки сверлили парня, как будто брали на слабо, чем незамедлительно вывели из себя.
– Ты думаешь, я тут в истерику сейчас впаду? Затрясусь от ужаса? – почти крикнул Рома, и ухмылка ведьминых кривых губ заметно погасла. – На третьем курсе я разорвал вампира в клочья, а в прошлом году чуть не убил друзей и чуть не покалечил этого! – Рома бросил небрежный
– Ты уверен? – Игорь с беспокойством смотрел на друга. – Что, если…
– Я уверен, – не дал ему закончить Рома, и в синих глазах парня читалась такая решимость, какой Игорь не видел ни разу за годы их знакомства. – Терять мне нечего.
Бабка встала со стула и ушла на середину комнаты, поманив Рому узловатым пальцем. Парень снял куртку и, заметно нервничая, вышел вперёд.
– Снимай всё, – каркнула ведьма. – Сейчас ты обратишься. И поверь, мало тебе не покажется.
Рома, нервно сглотнув, стал медленно стягивать одежду, пока бабка, взяв из ведра у печки уголёк и, скрючившись в три погибели, рисовала на полу вокруг парня солидных размеров круг.
В воздухе повисла нехорошая, удушливая тишина. Словно предвестник плохих новостей, она буквально пропитывала своим негативом и тревогой всех, кто находился в комнате. Игорь напряжённо, будто готовый в любой момент вскочить с места, смотрел на происходящее. Белла также наблюдала за разворачивающимся действием с огромными, полными ужаса глазами. Ну а Даша готова была провалиться на месте: «Чёрт меня за язык дёрнул! Вечно говорю, не подумав! Рома, Рома… только выдержи, пожалуйста, друг! Выдержи это!» Все были напряжены, даже старая ведьма, казалось, приобрела сосредоточенный вид, словно осознавая серьёзность дела. Лишь Гохман наблюдал за развернувшимся представлением с откровенным интересом – увидеть процесс превращения воочию было любопытно.
Закончив, бабка встала, кряхтя и разминая затёкшую спину. Провела чёрными руками линии вдоль Роминого лица, и парень брезгливо сплюнул, когда грязные старухины пальцы коснулись его губ, оставив на них кусочки угля и немного пыли.
– В круг не заходить, как бы его ни выкручивало. – Ведьма обратилась к тем, кто находился в комнате помимо Ромы. Сам же Рома после этих слов чуть заметно вздрогнул. – Нарушите правило – вы покойнички. Поехали, касатики.
И старуха тихо запела на незнакомом языке, медленно раскачиваясь, но набирая темп, запевая всё громче, пока не закружилась в каком-то страшном, безумном танце вокруг нарисованного чёрного круга и стоявшего в нём человека. Издавая жуткие, завывающие звуки, ведьма исполняла удивительные для своего возраста движения. Периодически садилась, брала в пригоршню землю с пола своей избы и кидала в Рому, а тот лишь прикрывал глаза руками, и старался держаться к бабке лицом, а не спиной, насколько это возможно.
И ничего не происходило. Вообще ничего.
А потом у Ромы подкосились ноги, как будто кто-то с силой ударил его под колени.
До полнолуния было ещё далеко, все это знали и помнили прекрасно, но Ромино тело больше не подчинялось лунному циклу: позвонки парня с хрустом вылезли наружу, кожа треснула вдоль спины, и густая белая шерсть полезла прямо из-под неё. Синие глаза перечеркнула сеточка лопнувших капилляров. Сущность вервольфа прорывалась изнутри, разрывая плоть, заставляя истекать кровью. Рома кричал, срываясь чуть ли не на визг, после скулил, как побитая собака, и катался по полу жутким непропорциональным переродком, ещё не зверем, но уже кем угодно, только не человеком. Превратившись окончательно, он резко вскочил на лапы и бросился на стоявших неподалёку людей.
Даша
Игорь превратился обратно и отряхнул руки от столетней грязи, налипшей на них с пола. Кажется, сейчас ни Даше с Беллой, ни ему самому ничто не угрожало.
А Гохман подумал о том, что магия должна защищать от вервольфа, а не вервольфа.
Круг не мог выпустить монстра, но мог ли он пропустить внутрь себя кого-то другого? С этими мыслями Павел тихо подбирался к Игорю со спины. К человеку, который отнял у него самое желанное. Даже не Дашу, нет. Мечты о превосходстве.
Павел проиграл, он понимал это. Пятилетнее противостояние закончилось сегодня, в этой холодной, вонючей землянке. Сегодня Игорь победил, и Павлу не отомстить ему. Даша потеряна – на второй приворот ведьма, может, и согласится, но у него больше нет денег. Он копил сумму годы, копил на самостоятельную жизнь. Этого бы с лихвой хватило, чтобы снять себе квартиру и безбедно продержаться месяцев шесть-семь, пока бы он не нашёл хорошую работу. И вот Павел взял эти деньги и отдал. Отдал за то, чем обладать не мог.
Чёрт возьми, он ведь поверил, что она полюбила его! Действительно поверил! Но то, как она вела себя с ним, когда Воронцов с Каратеевым привели в третье общежитие – Даша была не в себе, Павел понял это, как только увидел её. Карие глаза, обычно такие живые и яркие, тут словно остекленели. Она не видела его, Павла, не видела того, кем он был, каким он был. Ей было не важно, что у него разбито лицо и сломаны пальцы, она только вешалась ему на шею, потому что ведьмина магия заставляла её так делать – Павел ненавидел себя за то, что сделал с девушкой.
А ещё он понял, что Даша не способна его полюбить потому, что она уже любила. Игоря. Это было видно по тому, как она обняла его после снятия приворота. Она действительно его любила, может, даже ещё не осознавая. И самое паршивое во всём этом то, что всё взаимно: Игорь любил Дашу, и он бы убил любого, кто посмеет ей навредить – это Павлу довелось проверить на себе дважды. За это Гохман ненавидел Игоря. Ещё больше, чем когда либо. Ещё больше, чем ненавидел самого себя.
Павел знал, что всё глупо, что Игорь тут, в общем-то, и ни при чём. И только ли в Даше причина? Или Павел сознательно пошёл на преступление только для того, чтобы что-то доказать своему заклятому врагу? Человеку, который был, по мнению Павла, виновником всех его неудач, всех его бед и терзаний, человеку, которого он презирал уже не один год. И ради чего? Ради того, чтобы за год до окончания академии оказаться ни с чем? Ни денег, ни девушки, ни перспектив по жизни… да пропади ты пропадом, проклятая псина! Не важно, чем за это потом придётся заплатить, он не может сделать иначе.
И Павел всем весом, со всей злостью и силой, что у него были, толкнул Воронцова в спину.
Игорь не видел его. Как он уже говорил однажды Даше, оборотничество не давало никаких особенных способностей. Но вот рефлексы… чувства…
Он обращался собакой буквально только что, и животная суть ещё не улеглась. Игорь слышал. Тяжелые шаги позади себя, дыхание, сбивчивое от того, что Павла мелко трясло от злости или страха. Игорь не знал, что именно хочет сделать Гохман. Но он догадался.