Золотой червонец
Шрифт:
Очередной безумный смешок Даши оборвался криком; пальцы девушки впились в перила балкона, трещинами разломав гранит, кровь пошла носом от напряжения, а небо взорвалось молниями.
Такое уже было с ней когда-то, летом после первого года обучения. Она устроила жуткий погром на кухне своих родителей, использовав силы природы. Сейчас магия обрела масштаб. Небо заволокло тучами, пошёл проливной дождь. Молнии били с поразительной частотой. Земля вздымалась под ногами у мертвецов. Шквальный ветер валял упырей, как домино, а потоки воды размывали их, словно необожжённую глину. Молнии всегда безошибочно попадали только в мёртвых, корни
Очередная вспышка молнии озарила на холме одинокую фигуру, и Даша не мигая смотрела на неё сквозь просветы между балясинами* поломанного ограждения. Грязная одежда, платок, почти полностью закрывающий лицо. В этой фигуре даже издалека можно было узнать ведьму, делавшую отворот от Гохмана. Внезапно дошёл смысл происходящего сейчас ужаса: это месть. Месть за то, что они не взяли монетку, и ведьме пришлось расплачиваться бескорыстно. Значит, все гибнут из-за них. Только из-за них…
Дашу затрясло – она не собиралась больше винить себя в смерти людей. Контролирует мёртвую зону Ядвига. Убийца, Худу. И Даша в этом не виновата.
Вспышка. Молния ударила в одинокую фигуру и та, испустив вопль, растворилась в воздухе. Растворились и мертвецы. Просто разложились на глазах, оставив после себя кучи костей. Это был конец всему безумию, что здесь происходило. Это край.
_____
* Балясины в архитектуре — невысокие фигурные столбики в виде колонн, поддерживающие поручни перил ограждений балконов, лестниц и т. д.
Глава 16
Шквальный ветер стих, и ливень с градом превратился в простой летний дождь с мелкими освежающими каплями. Они опускались на кожу, и Даша подставила дождю лицо, чувствуя, как вода смешивается с идущей из носа и пореза на лице кровью. Голова кружилась, слезились глаза, тело налилось свинцом – Даша на четвереньках отползла в сторону от перил, чтобы не свалиться вниз. Она всё ещё не слишком понимала, что произошло, да, пожалуй, не она одна. Люди, только что дерущиеся из последних сил за свою жизнь и жизни своих близких, теперь стояли и, не в силах ничего сказать, осматривали остатки мертвечины, до тошноты напоминающие сейчас какой-то плохо сваренный и уже давным-давно протухший мясной бульон.
– Дашка… – Кто-то легонько потряс девушку за плечо, от чего Даша как будто проснулась.
– А?
Рядом стояла Белла. Кожа меловая, губы дрожат, мокрые волосы прилипли к голове, и не понятно, мокрое ли её лицо от дождя или от слёз, хоть глаза и блестят в слабо пробивающемся сквозь облака лунном свете.
– Всё… всё кончилось, да? Они больше не вернутся?
– Я не знаю…
В голове у Даши был какой-то вакуум. Она неловко размазала кровь по лицу, почувствовав во рту солёный привкус металла. Внезапно девушка подумала, что хочет лечь прямо здесь и поспать хоть немного за эту длинную ночь.
– Они исчезли, – тихо сказала Белла. – Они все просто исчезли.
Девушка издала какой-то странный звук, не то всхлип, не то вздох облегчения, и сползла на каменный пол. Она опустила голову на ладони, плечи её затряслись от беззвучных рыданий. Даша сейчас не хотела говорить ни с кем, так что она просто подняла подругу на ноги и повела в замок. Сейчас намного
– Даша? Белла? – Мамонов, что почти промчался мимо по тёмному коридору, резко остановился. Лицо испачкано кровью и упырьей гнилью, но вроде бы не ранено. Рука травмирована – выгнута под невероятным углом, и преподаватель кое-как прижимал её к туловищу.
– Чародеи-первооткрыватели! Вы целы? Дашка, чего молчишь? Сколько крови…
Преподаватель неуклюже то вытирал Дашино лицо, то бегло осматривал Беллу на предмет увечий, но девушки не сказали ни слова: Белла была просто не в состоянии что-либо говорить, а Даша ощущала такую усталость, что, казалось, сейчас свалится с ног.
– В больничку вам… сейчас перенесу, я мигом…
– Обожди, я за ними!
Мамонов обернулся на голос: в конце коридора завис Иван, призрак солдата войны.
– В кабинете ректора ждут. Говорят, чтоб шустро.
– Ваня, дорогой друг, у тебя мозги сгнили?! – крикнул на него Мамонов. – Да им помощь нужна, какой, ёш твою медь, ректор?!
– Там цыганка, ведунья, – ответил Иван. – Она поможет.
***
– Здравствуйте, Даниил Петро… Марина Вадимовна?
Даша с удивлением осознала, что Сатирова в кабинете нет. Вместо него из угла в угол металась Шольцева. Она то отправляла письма, то диктовала телеграфу срочные сообщения в ОБТС и ближайшие больницы с призывом о том, чтобы скорее прислали медиков.
Сейчас Шольцева выглядела лет на десять старше, чем ей было на самом деле. Она уже успела переодеться в чистое, но волосы, обычно безупречно гладкие, растрепаны. Под глазами синие круги, правую щеку перечеркивает глубокая рана, а следы запёкшейся крови придают лицу какой-то особенно мрачный, суровый вид.
Словно в противоположность проректору возле стола сидела Рада. Сухонькая старушка невозмутимо курила трубку, и лишь волосы, выбившиеся из-под платка, да редкие пятна крови на одежде говорили о том, что цыганка так же побывала в битве. Правда, стоило ей увидеть Беллу, она тут же вскочила с места и бросилась к девушке.
– Детка… – Рада крепко обняла внучку. – Ты в порядке?
Белла ничего не ответила. Лишь, всхлипнув, кивнула и попыталась улыбнуться.
– Я пошёл, – Мамонов кивнул Шольцевой. – Много раненых, помогу медикам.
– Жора, подожди.
Рада выпустила внучку из объятий и задержала Мамонова. Она усадила его на стул, внимательно осмотрела руку, констатировала вывих, после чего аккуратно повернула травмированное плечо и с хрустом поставила его на место, заставив Георгия Робертовича крякнуть от боли.
– Так лучше, – сказала Рада, пустив на травму светлой, тёплой магии лекаря. – Не делай резких движений.
Мамонов благодарно кивнул, после чего встал и вышел из кабинета.
– С вами будет отдельный разговор. – Шольцева, наконец, отдала последнее письмо домовому и повернулась к Белле с Дашей. – Я что говорила про несовершеннолетних и… ох, Рада, прошу, вы не могли бы не курить это в помещении?
Цыганка слегка улыбнулась:
– Прости, Марина, – Рада направила на трубку кольцо и вспышкой потушила её. – Никак не могу отучиться от этой пагубной привычки, да, думаю, и не к чему уже. И не стоит тебе так ругаться на девчонок. В конце концов, их непослушание спасло всем нам жизни.