Золотой ребенок Тосканы

Боуэн Риз

— Я еще многих опрошу сегодня по этому делу. Похоже, убитый активно общался с посторонними — и не все они в ладах с законом. Но вам не о чем беспокоиться. Я доберусь до сути. Может быть, на этом колодце найдутся и другие отпечатки пальцев. А может быть, и нет. Но если вы ни в чем не виноваты, как утверждаете, то через несколько дней вы вернетесь домой.

Он собирался было отпустить меня, когда из коридора снаружи послышался разговор на повышенных тонах. Молодой карабинер просунул голову в дверь, выглядел он крайне смущенно.

— Инспектор, тут один синьор, и он говорит…

— Он говорит,

что должен немедленно поговорить с инспектором, — перебил его низкий рычащий голос, и в комнату ворвался Козимо. Несмотря на свою трость, он передвигался на удивление быстро.

— Синьор ди Джорджио, не так ли? — Инспектор сильно побледнел.

— Так, так. Он самый, — подтвердил Козимо. — Я хорошо знаком с вашим начальством в Лукке. Я пришел за этой несчастной молодой женщиной. Мой сын беседовал с ней, и он уверяет, что она не имеет никакого отношения к этому преступлению. Разве нам надо, чтобы она думала всякие гадости о Тоскане? Мы же не хотим, чтобы она, вернувшись домой, рассказывала, что представители закона в Тоскане сплошные идиоты, не умеющие раскрыть преступление, и Шерлока Холмса здесь не сыщешь. Я пришел сюда, чтобы заявить: вы должны отпустить ее, если она пожелает уехать. Может быть, когда-нибудь мы узнаем правду о Джанни Мартинелли. А может быть, и нет. Людей, которые совершают такие преступления, не так-то легко поймать, как вам известно.

Повисла долгая пауза. Инспектор чувствовал себя, мягко говоря, неуютно. Он не хотел уступать, будучи представителем власти, но он также не хотел идти против Козимо.

— Дайте мне еще несколько дней, прошу вас, — сказал он. — Юная леди в полной безопасности. Она может наслаждаться итальянским солнцем.

— Мой сын завтра едет во Флоренцию, — сообщил Козимо. — Он готов отвезти эту молодую леди на вокзал.

— Я приму это к сведению, — кивнул инспектор. — Большего я вам обещать не могу.

Козимо положил руку мне на спину и подтолкнул к выходу.

— Не волнуйся, моя дорогая синьорина, — сказал он. — Я обещаю тебе, что ты сможешь уехать с моим сыном утром. Желаю тебе хорошо провести свой последний день в Сан-Сальваторе.

Заключительное предложение вдруг прозвучало зловеще, но я решила, что сама придала ему совсем не тот смысл, который имел в виду Козимо. Я вышла на слепящий солнечный свет и задумалась, что же мне делать дальше и куда идти. Решение не замедлило прийти.

Мне нужно поговорить с вдовой Джанни. Она была единственным человеком, который слышал о моем отце. А вдруг ей известно что-то еще? Может быть, она знает даже о том, почему Джанни пришел ко мне в ту ночь, где и встретил свой конец.

Глава 32

ДЖОАННА

Июнь 1973 года

Пес вскочил и залаял, когда я подошла к дому Франчески. Он выглядел так угрожающе, что я не осмеливалась подойти ближе. Неизвестно, насколько длинной была его цепь. Я надеялась, что хозяйка услышит шум и захочет посмотреть, что происходит. Наконец занавеска отодвинулась, в окне мелькнуло лицо,

а затем входная дверь открылась.

— Да это же английская синьорина! — воскликнула она. — Вы пришли за корзиной Паолы? Она ей понадобится. И миску тоже не забудьте. Рагу было отличным. Пожалуйста, поблагодарите ее за доброту.

Ее акцент был настолько сильным, что я с трудом ее понимала.

— Зайдите, пожалуйста, — пригласила она.

Пес не сводил с меня настороженных глаз.

— Выпьете со мной кофе? — спросила Франческа.

Я не была большой поклонницей густого эспрессо, который здесь пили. Казалось, что молоко добавляли в кофе только на завтрак. В любое время после завтрака добавить в кофе молока означало проявить слабость.

— Спасибо. — По крайней мере, кофе даст мне повод остаться и поговорить.

Она усадила меня на табуретку за столом. Я сидела и смотрела, как она разливает напиток по крошечным чашкам.

— Синьора, — нерешительно начала я, — мне бы хотелось поговорить с вами о моем отце и войне. Я думаю, вы знаете больше, чем сказали вчера в присутствии синьоры Россини.

Она стушевалась.

— Я знаю только то, что рассказал мне мой муж. Он видел, как немцы уезжали с пленным. Джанни решил, что пленный — летчик-союзник. На нем была кожаная куртка, какие носят те, кто летает на самолетах.

— А ваш муж что-нибудь рассказывал о Софии Бартоли? — спросила я.

Теперь она по-настоящему удивилась:

— София Бартоли? Та, которая сбежала с немецким офицером? При чем тут она?

— Думаю, эта женщина помогла моему отцу спрятаться.

Она покачала головой:

— Я ничего не знаю об этом.

По дороге сюда я раздумывала, не подвергну ли я ее опасности, если покажу содержимое конверта. Я решила рискнуть.

— Ваш муж протолкнул письмо через решетку моего окна в ночь, когда был убит. Я решила, что это было предназначено мне. — Я передала ей записку.

Она прочитала, а затем криво усмехнулась, покачав головой.

— Глупец. Я говорила ему, чтобы он оставил все это в покое.

— Вы знаете, что он имел в виду, не так ли?

— Я знаю очень мало, — ответила она. — Только то, что он носил сообщения для местных партизан. И гордился этим. Тогда Джанни был всего лишь мальчишкой, но уже делал что-то, чтобы помочь выиграть войну. Однажды, будучи пьян, — а пил он часто, да упокоит Господь его душу, — он сказал мне, что если бы жители Сан-Сальваторе знали правду, все было бы по-другому.

— Какую правду?

— О войне. Он сказал, что однажды найдет способ раскрыть правду и, когда он это сделает, все изменится.

Говоря, она не смотрела на меня, делая вид, что занята предметами на столе: переставляла сахарницу и перекладывала ложку. Ей было явно неловко рассказывать мне об этом. И я была вынуждена настоять:

— Вы знаете, что он имел в виду?

— Не совсем. Если он напивался, его речь становилась бессвязной. В тот раз, когда он на следующий день протрезвел и я спросила его, о чем он говорил прошлой ночью, он ударил меня по лицу и велел, чтобы я занималась своими делами и не лезла туда, куда не просят. — Франческа замолчала, подняла глаза вверх, а потом с горечью закончила: — Мой муж часто бил меня. Он был не только глупым, но и жестоким.