Золотой ребенок Тосканы

Боуэн Риз

Хьюго скорчился в узком пространстве и провел ужасную ночь, вздрагивая от малейшего звука. В томительные часы темноты он какое-то время слышал то ли выстрелы, то ли гром. Ночь тянулась целую вечность, и он с облегчением встретил первые лучи холодного дневного света. Он был уверен: они не придут сюда при свете дня. Это место было слишком открытым и просматриваемым. Зато у него было время подумать и решить, что же делать.

Хьюго спустился по ступенькам и встал перед картиной с младенцем Иисусом. Даже в полумраке казалось, что она светится внутренним светом,

заставляя затаить дыхание. «Я должен найти для него безопасное место», — подумал Хьюго. Он обошел крипту. За некоторыми могилами было место, но при любом тщательном осмотре картину нашли бы без труда. За алтарем тоже была щель. «Хоть какая-то возможность», — подумал он.

Он все еще был там, когда услышал шаги наверху. Он выругался себе под нос, понимая, что оставил свой револьвер и нож у алтаря, среди своих вещей. Быстро осмотревшись, он не смог найти местечка, куда спрятаться, кроме как за резной каменной перегородкой, что едва ли было надежным укрытием.

— Пойман будто крыса, — пробормотал он.

Он слышал, как шаги приближаются к верхним ступеням, а потом увидел тень, заслонившую дневной свет. Прозвучал тихий голос:

— Уго? Ты там, внизу?

— София? — Он облегченно вздохнул и поспешил ей навстречу. — Я не ожидал, что ты вернешься так скоро, да еще днем. Пожалуйста, не рискуй так.

— Плохие новости, — заговорила она, задыхаясь, как будто бежала всю дорогу. — Ужасные новости, Уго. Джанни был прав, наши местные партизаны планировали рейд. Но кто-то предупредил немцев. Они поджидали партизан, и все были убиты, кроме Козимо.

— Как так получилось, что ему удалось сбежать? — Хьюго, который невзлюбил Козимо, даже не будучи с ним знаком, сразу начал его подозревать.

— Просто чудом. Первая пуля угодила ему в плечо. Он бросился на землю, и тело одного из его товарищей упало на него сверху. Он рассказал, что лежал там, пока солдаты втыкали свои штыки в тела, чтобы убедиться, что люди действительно мертвы. Он несколько часов даже пальцем пошевелить не смел, а когда рассвело, выбрался и пришел домой. Я никогда не видела, чтобы мужчина выглядел таким изнуренным и подавленным.

— Кто-то предупредил немцев. Значит, среди вас есть предатель.

— Может быть, это сделали не в Сан-Сальваторе. Парни из других деревень тоже там были. А есть и не местные — это солдаты, которые сбежали из своих частей, чтобы не сдаваться в плен. Может, одного из них подослали шпионить.

— Весьма вероятно, — согласился он. — Но, по крайней мере, это хорошая новость для меня, для нас, не так ли? Они не придут сюда и не устроят здесь штаб.

Она покачала головой, по ее лицу текли слезы.

— Все куда хуже, чем ты думаешь. Этим утром немцы на грузовиках приехали в деревню. Они расспрашивали всех о партизанах и предупредили, что если среди покойников окажется хоть один выходец из нашей деревни, то нас всех расстреляют.

— А Козимо? Они нашли его?

— Нет. Он сбежал в поля, когда увидел приближающиеся грузовики. Думаю, ему придется прятаться.

— Это ужасно, — сказал Хьюго.

Она кивнула.

— Но

есть кое-что пострашнее. Главный майор спрашивал нас об английском летчике. Они объяснили, что твой самолет только что нашли и в нем было только два тела и никого на месте пилота. Они спросили, видел ли кто-нибудь или слышал о том, что где-то прячется англичанин. Никто ничего не видел. Никто ничего не знал. Тогда этот немец сказал, что, если окажется, что кто-то из нас помог врагу, пострадает вся деревня. Ты бы видел его морду! Он только и ждал, когда ему прикажут всех убить.

Она смотрела на Хьюго потемневшим безнадежным взглядом.

— Тогда я должен уйти сейчас, — сказал Хьюго. — И ты должна пойти со мной, София.

Он взял ее за руку. Она отвернулась.

— Я не могу бросить своего сына и бабушку моего мужа.

— Возьми с собой Ренцо. Ты же хочешь спасти сына? Соседи позаботятся о старушке, это же ненадолго. Мы пойдем на юг. Мы найдем способ выбраться.

— Но как ты сможешь идти? Твоя нога не зажила.

К сожалению, это было так.

— Где ближайший транспорт? Автобус, поезд? — спросил он.

— В долине Серкио, примерно в десяти милях отсюда, есть железнодорожная линия. Поезд ходит в Лукку. Я не знаю, кто контролирует ту территорию — немцы или уже нет. И я понятия не имею, ходят ли вообще поезда. А для поездки придется показать документы. Они поймают тебя.

— Тогда мы должны попытаться угнать немецкий автомобиль или грузовик.

— Разве это не так же опасно, как оставаться там, где я нахожусь, и молиться, чтобы никто меня не видел? — Ее голос зазвенел.

— А если они решат расстрелять всю деревню? — Его голос тоже повысился, отразившись от стен. — Я хочу спасти тебя, София. Хочу защитить тебя. Я сдамся им и скажу, что прятался в лесу и никто не помогал мне.

Она схватила его за руку.

— Нет! Я не позволю тебе этого сделать.

— Но я считался бы военнопленным. И я офицер. Официально они должны обращаться со мной должным образом и доставить меня в офицерский лагерь.

София яростно покачала головой, и шаль упала с головы ей на плечи.

— Они убьют тебя на месте. Я знаю это. Немцы отступают и напуганы. Они не захотят брать с собой пленных. Я не хочу потерять тебя, Уго.

— Я тоже не хочу тебя терять. — Он обнял ее.

Она уткнулась лицом в лацкан его куртки, как тогда, когда упала бомба. Они стояли вместе в тишине. Хьюго нежно гладил ее волосы, утешая, как будто она была маленькая девочка.

— Должен быть способ, — наконец сказал он сердито. София посмотрела на него. — Есть здесь у кого-нибудь машина или грузовик? — спросил он.

Она пожала плечами:

— У нас все забрали. Да и бензина больше нет. Лишь у немногих фермеров остались лошадь или осел. Я знаю фермера, у которого есть телега, на которой он возит урожай на рынок в Понте-а-Мориано. Я слышала, что он помогает сбывать вещи на черном рынке. Но берет за это много денег, а у меня их нет, и продать нечего.

Хьюго нахмурился, отчаянно думая. Затем он снял перстень со своего мизинца.