Золотой тюльпан

Лейкер Розалинда

— Где она сейчас?

— Ушла на музыкальный вечер, поэтому мы рано пообедали, но для тебя кое-что оставили.

— Я не хочу есть, а вот чаю выпью. Принести тебе чашечку?

— Это было бы очень мило с твоей стороны. Приноси и свою чашку сюда, и мы попьем чаю вместе.

— Кто-нибудь остановился в доме?

— Только один человек. Мне не нравится, когда у нас постояльцы.

— Почему же? — спросила Франческа.

Клара с готовностью ответила, покачивая пальцем, чтобы придать значение каждому слову.

— Гетруд выходит из себя, постоянно раздражается и кричит на меня.

Франческа спустилась вниз и, вновь пройдя коридор, вошла

в кухню, где Вейнтье, лениво облокотившись о дверь, выходящую во двор, хихикала над словами молодого человека, собиравшегося уходить. Заслышав ее шаги, горничная испуганно вздрогнула, так как ей не разрешалось праздно проводить время, но Франческа не заметила ее виноватого вида и не обратила внимания на следы совместного ужина на столе. Молодой человек пошел своей дорогой, а Вейнтье тут же подошла узнать, что Франческе нужно.

— Не заваришь ли ты чая для юффрау Клары и меня? — спросила Франческа. — Я подготовлю поднос.

Вейнтье поспешно принялась за дело, с минуты на минуту ожидая выговора. Но когда чай был готов, Франческа лишь поблагодарила ее и забрала поднос.

Она дошла уже почти до лестницы, когда входная дверь отворилась, и вошел постоялец. Это был худощавый человек среднего роста, лет примерно тридцати четырех-тридцати семи. Франческа подумала, что не составило бы труда изобразить его лицо серией вертикальных и горизонтальных линий — прямые губы, брови, глаза, острый, словно стрела, нос и квадратный подбородок. Он настороженно взглянул на нее, слегка согнувшись в приветственном поклоне, но без улыбки на губах.

— Добрый вечер, — сказала Франческа. — Только что заварили чай. Не хотите ли чашечку?

— Спасибо, госпожа, но я не хочу. — Он открыл дверь своей комнаты и быстро скрылся за ней.

Франческа с Кларой выпили по две чашки чая. Как всегда во время отсутствия Гетруд, Клара болтала, не закрывая рта. Она забросала Франческу вопросами о том, как та проводила время в Амстердаме, и спросила также о помолвке сестры. Франческа, ожидавшая подобных расспросов, сразу же пустилась в пространные описания платья Сибиллы и ее прически, пока интерес Клары не померк, и она не начала пересказывать все незначительные события, происшедщие за время отсутствия Франчески. Разговор перескакивал с одной темы на другую и, в конце концов, снова вернулся на отношение к ней Гетруд.

— Когда два дня назад прибыл нынешний постоялец, Гетруд стала еще раздражительнее, потому что я не могу помогать по дому из-за растяжения в лодыжке. Не понимаю, зачем она вообще берет постояльцев, — я не говорю, конечно, о тебе, Франческа — так как в деньгах она, кажется, не нуждается. Она получает доход из какого-то другого источника, но из какого именно — я не знаю, а спросить не осмеливаюсь.

— Гетруд явно любит все самое лучшее, — сказала Франческа, подумав о хороших винах, продуктах и качестве обуви и одежды фрау Вольф.

Клара наслаждалась беседой. Обычно, она отказывала себе в удовольствии доверительно поболтать с кем-либо, так как давнишняя угроза ее благодетельницы отправить в богадельню, если она начнет сплетничать, имела двойной эффект — заставляла ее молчать и не заводить подруг из-за страха, что сболтнет что-то лишнее. Тот факт, что Франческа жила под такой же тенью возможного наказания, вызывал в Кларе ощущение, будто они связаны одной угрозой, и в данном случае она может говорить свободно.

— Я вовсе не глупа, — с вызовом заявила Клара, — даже если Гетруд и считает так. Когда я только появилась здесь, она сдавала комнаты всем, кто мог оплатить ночлег

и хорошее питание, но все же ей приходилось бороться, чтобы свести концы с концами. Мы должны были экономить на всем. Она даже продавала объедки на корм свиньям, и горе постигло бы меня, выбрось я хоть один яблочный огрызок. Трудно было в те дни, но я не жаловалась тогда и не жалуюсь сейчас. Она делала все, что могла для меня.

Клара заговорщически понизила голос, хотя кроме Франчески ее не слышал никто.

— Если Гетруд могла вести лишь скромный образ жизни, когда дом ее был полон постояльцев, как она может жить хорошо, даже расточительно, сейчас, сдавая комнаты лишь время от времени?

— Думаю, это доказывает твое предположение, что у нее есть еще один источник доходов.

На лице Клары появилось торжествующее выражение.

— Верно! Мне кажется, гер ван Девентер сделал для нее капиталовложения, когда они вновь встретились после нескольких лет, и сейчас они окупаются сполна.

— Тогда зачем она по-прежнему терпит неудобства из-за жильцов в доме? Чтобы сохранить образ благородной бедности?

— Думаю, что так, но существует и еще кое-что. Ей нравится беседовать с ними о его путешествиях. Наверно, потому, что сама она нигде не бывала.

— Откуда ты знаешь?

— Она мне сама говорила. Как-то раз я осмелилась заметить, что не совсем прилично беседовать с мужчинами наедине, когда приносишь им еду. Она ответила, что всегда оставляет дверь приоткрытой, и каждый может услышать, что они ведут всего лишь интересный и уважительный разговор.

Франческа припомнила тот единственный случай, когда Гетруд повысила голос, думая, что Клара с Вейнтье уже легли спать к тому времени и не могли услышать ее.

— Ты встречалась с кем-нибудь из постояльцев?

— Я иногда здороваюсь с ними или желаю им спокойной ночи, но ничего больше.

Кларе хотелось закончить эту тему, так как она едва удерживала вопрос, который желала задать Франческе уже давным-давно. У нее самой никогда не было любовных историй, хотя, как-то раз, чуть не начался роман с добродушным спокойным столяром, чинившим оконные рамы и заменявшим прогнившие ставни. Они часто болтали, она — из комнаты, а он — с лестницы снаружи. Затем он сделал ошибку — он принес маленький букет цветов из своего сада и пригласил ее погулять. Гетруд уволила его, заявив, что качество работы не устраивает ее, и заказ закончил другой столяр. Посчитав подобные меры недостаточными, она излила свое презрение на Клару, пристыдив, что та в возрасте сорока лет ведет себя, словно томящаяся от любви девчонка. Гетруд вышвырнула цветы, но не заметила упавшие на пол «анютины глазки». Клара подобрала цветок и положила между страницами Библии, где он оставался до сих пор. Столяр умер от какой-то болезни спустя восемнадцать месяцев, и она искренне жалела, что не стала его женой и не ухаживала за ним до самого конца. Клара чувствовала, что это разочарование в любви скрепило связь между ней и Франческой.

— Ты очень расстроилась, когда твой отец запретил тебе видеться с Питером ван Дорном, Франческа?

Девушка опустила глаза, улыбнувшись про себя.

— Это было несколько месяцев назад. Так много произошло с тех пор. — Существовал только один способ прекратить подобные вопросы. Франческа снова подняла взгляд. — Разве Гетруд не говорила тебе то, что она наверняка знает от Людольфа ван Девентера? То, что мой отец обещал меня ему в жены?

— Этого не может быть! — Лицо Клары превратилось в маску, выражавшую почти панический испуг.