Золотой век
Шрифт:
— Я лучше уйду.
— Скатертью дорога, уходи, уходи.
— Ах, мой брат, какой ты невозможный человек, — княжна Ирина Алексеевна, проговорив эти слова, вышла из кабинета князя Полянского.
Не менее был удивлен и поражен граф Аполлон Баратынский, когда, ничего не подозревая, он приехал к своей невесте, на другой день после получения официальной бумаги о назначении ее состоять фрейлиной при императрице.
— Как же это?.. Свадьба моя с княжной? —
— Придется, граф, отложить.
— Зачем же откладывать?
— Как зачем? Да разве вы не поняли, что моя дочь назначена состоять фрейлиной при императрице.
— Разве брак может этому помешать?
— Разумеется…
— Я… я не знал.
— Дня через два я с дочерью должен буду выехать в Питер, чтобы благодарить императрицу. Месяца на два-три я останусь там жить. Потому должен некоторое время находиться при дворе.
— Как же это? А я думал…
— И я думал, как говорится, «скрутить» вашу свадьбу, граф. Да ничего не поделаешь, отложить придется.
— Неприятная история, — хмуро проговорил князь Баратынский.
— Ведь и у меня для свадьбы все приготовлено: приданое готово…
— У меня, князь, тоже все готово: дом отделан почти заново, своих родных и близких знакомых я к себе на свадьбу пригласил. Что я теперь стану делать? Стыд… Смеяться станут надо мною.
— Ну, смеяться, граф, не над чем.
— Как не над чем? Надо мною, говорю, станут смеяться.
— А вы, граф, не давайте себя на смех: объясните причину.
— Я все-таки, князь Платон Алексеевич, не теряю надежды назвать вас своим любезным тестюшкой. Ведь так? — после некоторого размышления спросил граф Аполлон Баратынский у князя Полянского.
— Разумеется, разумеется.
— Княжну я беспокоить не буду. Наверное, она Занята приготовлением в дорогу?
— Да, да, граф. Кроме того, моя дочь больна.
— Слышал, сердечно сожалею. Проститься с вами, князь Платон Алексеевич, я еще приеду, а также и с княжной.
— Приезжайте, будем рады.
Граф-жених уехал, недовольный назначением своей невесты в фрейлины.
В большом доме князя Полянского недавно только шло спешное приготовление к свадьбе; теперь шло не менее спешное приготовление к отъезду самого князя и княжны в Петербург.
Волей-неволей пришлось князю Платону Алексеевичу ехать в Питер благодарить императрицу.
Княжна Наташа спокойно приняла известие о пожаловании ее званием фрейлины, но никакой особенной радости она не изъявила.
— Я тебе удивляюсь, Наташа, право, удивляюсь, — проговорила племяннице княжна Ирина Алексеевна.
—
— Ты, моя милая, невозмутима. Тебя как будто не радует назначение фрейлиной.
— Чему же особенно радоваться, тетя?
— Ты говоришь, Наташа, точно так же, как твой отец. Он тоже нисколько не радуется твоему назначению. Он даже сожалеет, что, благодаря назначению тебя фрейлиной, придется отложить твою свадьбу.
— Скажу вам откровенно, тетя… теперь меня ничего не может радовать… Никакая радость для меня не существует.
— Я положительно тебя не понимаю, Наташа. Ты живешь какой-то особой жизнью. Чуждаешься развлечений, общества; и выглядишь ты не светской девицей, а какой-то монашенкой. В твою пору, моя милая, вести такую жизнь нельзя, — чуть не с укором промолвила старая княжна.
— Тетя, разве вы не знаете, что моя жизнь замерла?
— Какие глупости говоришь ты, моя милая!
— Правду, тетя, правду.
— Знаю. Ты никак не можешь забыть своего офицерика.
— Тетя, разве можно забыть любимого человека? — со слезами промолвила княжна Наташа.
— Серебряков просто свел тебя с ума.
— Вы правы. Я с ума сойду от думы, что с ним? Где он? Тетя, вы ничего не знаете, ничего не слышали?
— Что? Про кого?
— Про Сергея Дмитриевича.
— Разумеется, ничего. Да от кого мне слышать?
— Может, от папы что узнали?
— Поди-ка от него узнай! Я не раз спрашивала про Серебрякова у твоего отца. И на все мои вопросы он отвечал попреками и бранью.
— Боже, неужели папа решился…
— Натали, твой отец хоть и зол, и криклив, но на бесчестное он не решится. И тем более на убийство. Я уверена, что он держит Серебрякова в неволе, и только.
— В какой неволе? Где?
— Наверное, в одной из своих вотчин. Подержит месяц-другой и выпустит. — Доброй княжне было очень жаль свою племянницу; княжна принимала все усилия, чтобы ее утешить. Но что значит ее утешение перед страшным горем Наташи.
Неизвестность об участи любимого человека просто убивала ее.
О, как бы она обрадовалась, если бы хоть какую-нибудь весточку получила от него. Но вот уже прошло несколько месяцев, а об офицере Серебрякове — ни слуху ни духу. Пропал бесследно.
— Скажи, Натали, как твои отношения с отцом? — спросила у племянницы княжна Ирина Алексеевна.
— Папа со мной ни слова не говорит и всегда, когда я хочу поцеловать руку у него, отстраняет меня, — печально ответила княжна Наташа.