Золотой век
Шрифт:
XLIV
— Егорушка, что я хочу у тебя спросить? — робким голосом обратилась Пелагея Степановна к своему старому мужу.
Старушка Пелагея Степановна, жена княжеского приказчика Егора Ястреба, недавно только с своей питомицей Танюшей прибыла к мужу в казанскую вотчину князя Полянского.
Пелагея Степановна и Танюша гостили в Москве в доме князя Платона Алексеевича.
Княжна Наташа никак не хотела расставаться с веселой и словоохотливой
— Ну, спрашивай.
— Да уж и право не знаю, как и спросить-то: боюсь, ты осердишься.
— А ты, старуха, не виляй, говори, что такое! — сурово промолвил жене Егор Ястреб.
— Видишь ли, Егорушка, в верхнем жилье княжеского дома есть горница отдельная, с окном за железною решеткою…
— Ну, ну?!
— Да ты не кричи, не пугай меня!.. Я, пожалуй, и замолчу.
— Нет, уж ежели начала говорить, то досказывай!
— Хочется мне, Егорушка, узнать, что в той горнице находится?.. И всегда она на замке.
— Узнать тебе хочется! — грозно крикнул на старуху Егор Ястреб.
— Очень любопытно.
— А знаешь ли ты, старая дура, что за это самое любопытство ты можешь на конюшню угодить, к конюхам в переделку?
— Ах, батюшки мои!.. Да что ты, Егорушка! Уж и на конюшню!.. Чай, я не холопка!..
— Ну и не барыня!..
— Да за что же, за что?.. Я только спросила.
— Не суй свой нос куда не надо!
— Уж и спросить нельзя, больно грозен!
— А знать-то тебе, старая, на что, на что?
— Так, из любопытства.
— Не в меру любопытна! Да ты слышала что али сама от себя мне такой вопрос задаешь?
— Люди говорят.
— Что? Что такое?
— Люди, мол, говорят.
— Да что говорят-то, глупая баба?
— А то, что в горнице той человек какой-то в неволе томится. По приказу князя привезли его сюда и посадили.
— Вот что! Так ты это слышала? — больно схватив за руку старушку Пелагею Степановну, не сказал, а как-то злобно прохрипел старый, верный слуга князя Платона Полянского.
— Знамо слышала, не от себя же я! Ох, да что ты? Пусти!
— От кого слышала?
— Да все говорят… Да пусти же, ведь руку сломаешь.
— А кто все-то? Людишки дворовые, так что ли?
— Не от них я слышала.
— От кого же? Не виляй, Пелагея! Ты мне скажешь, пыткою дознаюсь!
— Да ты рехнулся! Как есть рехнулся! Меня пытать задумал!
— Так и будет, если не скажешь!
— Ох, Егор, Егор! От злости ведь облик человеческий потерял… Бес в тебе! Уйти от греха.
Старушка Пелагея Степановна приготовилась было выйти из горницы.
—
— Да не кричи ты так, ради Христа! И смотреть-то на тебя страсть берет.
— Слушай, глупая баба! Ты мне должна все сказать, от кого ты слышала, что в нашем доме невольник появился? Кто этот слух распускает? Слышишь, все мне скажи! Знать то мне необходимо!
— Мало ль что болтают… Всего не перескажешь и не переслушаешь.
— Не виляй, говорю, Пелагея! Не мути меня, худо будет!
— И не знаю я, Егорушка, с чего ты вскипятился? Тебе ведомо, что в княжеском дому никакого невольника нет, а на болтовню людскую не обращай внимания.
— Ну, нет! Я хочу узнать, откуда появилась та болтовня?
— Да сторож Ипат болтал.
— Ипат, говоришь?
— Ну, да. Как-то в праздник старичишка был на селе в гостях, вернулся под хмельком…
— Ну, ну?
— Мы в ту пору в саду были…
— Кто это вы-то?
— О, Господи!.. И крикун же ты! Известно кто: я с Танюшей.
— Как, и Татьяна знает? И она слышала? — задыхающимся от волнения голосом спросил Егор Ястреб у жены.
— Известно, слышала, ведь и она со мной была.
— Так, так; ну, что же вам пьяный старичишка говорил?
— Говорил, что как-то, будто, поздним вечером, в закрытой повозке ты с другими княжескими холопами привез в усадьбу какого-то человека, глаза и лицо у него были завязаны платком. Двое холопов схватили его под руки и потащили прямо в княжеский дом… Следом за ним и ты пошел…
— Что же, старичишка пьяница видел это?
— Видел, говорит, он и ворота отпирал.
— Гм, а ты, глупая баба, поди, и поверила рассказу хмельного старика.
— Как же не поверить-то?.. Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке.
— А Татьяна что… она тоже поверила?
— Да она в ту пору больше гуляла по саду, не все слышала, а что и слышала, то не поняла…
— Ты это правду говоришь, Пелагея?
— Неужели ж врать стану?
— Так Татьяна половину того не слыхала, что болтал сторож?
— Ох, и надоел же ты мне… отвяжись, ради Христа!.. Вот пристал… как крючок судейский!..
— А ты слушай, Пелагея, и на ус себе мотай, что я тебе скажу.
— Сказывай, только поскорей… говорить с тобой, Егор, истома.
— Если наша Татьяна спрашивать тебя будет, кого наш князь в сем дому в заключении держит, то ты ответишь, что это все враки, что старичишка Ипат наврал все это спьяну и что в горнице с окном за железной решеткой никого, никакой живой души нет и не было. Слышишь, так ты ей и скажешь.