Золотой Змей
Шрифт:
Рыцарям Адель и нескольким другим благородным дамам, оказавшимся в лагере, торжественно вручали серьги тем рыцарям, чьи имена значились в списках. Мои доверенные люди выдавали всем рыцарям по полсотни сольдо — два с половиной дуката. Месячная выплата.
Вручать серьги именно дамам было предложено самой Адель. С женщинами рыцарю спорить неприлично, поэтому обошлось почти без скандалов. Те всадники, кто считал свой героизм недооценённым, бурчали среди своих или затевали перепалки с «серьгоносцами» в стороне.
Я бы сократил выплаты вдвое или вообще отказался от них — в
Моя свита из рыцарей тоже переместилась к остальным. В какой-то момент появился Дукат и демонстративно потряс перед Сператом окровавленным ухом, в котором блеснула серьга. Почему-то, он проколол не мочку, а самый верх уха. Сперат, в ответ, достал свою серьгу из кошелька. Дукат получил серьгу вполне заслуженно — хоть он и не добрался до Фрозена, но присоединился к драке, спешившись. Пехотинцы его практически обожали за это. Поэтому имя Дуката назвала Гвена. Он даже кого-то убил, не самого простого противника, и разжился нормальным доспехом. Пока что он смог надеть только латные плечи и руки — всё остальное требовало подгонки.
Процедура заняла сравнительно мало времени, наглядно продемонстрировав важность хорошей организации. Рыцари, разумеется, не смогли долго терпеть, поэтому затеяли ристалище и начали конные сшибки. Правда, снимали с копий боевые наконечники.
Ко мне подъехала Адель в сопровождении Белого Рыцаря. Тот уже успел надеть серьгу и даже не надевал шлем, явно гордясь отличительным знаком. Наверняка это тоже было по договорённости с Адель. Она дважды говорила, что если серьгу будет носить кто-то из моей свиты, это сильно поможет в «продвижении». Намёки она делала на Сперата. Я демонстративно не понимал её намёков, оставляя выбор за ним. А вот Белый Рыцарь их понимал. Этот седой человек с благородным лицом почему-то последнее время меня раздражал.
— Сто шесть копий, — сказала Адель.
Практически единственный надёжный способ пересчитать наличные силы — во время выплаты жалованья. Около четырёхсот всадников. Внушительная сила. И минус сундук серебра. А через две недели снова платить жалование.
— Я уверен, в Тростниковой Лощине не было и половины, — пробурчал Сперат за моей спиной. Я машинально кивнул — то ли ему, то ли Белому Рыцарю. Я был согласен со Сператом. Более того, сейчас мне казалось, что там было полторы сотни всадников, не больше. Ну, ладно, с караэнцами, у которых в копье бывает и по два человека, — шестьдесят копий. Но это максимум.
Я развернул Коровиэля. Жаба подняла бунт и теперь давила меня изнутри. Жадность была совершенно не присуща Магну — это было моё личное чувство. Но от этого оно не становилось приятнее. Мне надоело, что я толком не могу контролировать свои войска. Это приводило
— Как сын? — спросил я у Леонхарта.
Тот тяжело вздохнул.
— Спасибо, сеньор Магн, за ваше беспокойство. Пока лежит. Но утром поел бульона из конины. Вся надежда на Императора.
Я кивнул. Парнишка поймал арбалетный болт ещё на том берегу. Его подлечили и вынесли с поля боя. После битвы я тоже приложил руку, но проблема была в том, что в рану попала грязь. Вернее, болт задел кишки, и какая-то часть их содержимого попала в брюшную полость. Вчера утром я присутствовал при операции: местный лекарь вскрыл парнишку и буквально помыл ему кишки травяным отваром — местным антисептиком. Ещё горячим. Я затворил рану, но во время лечения уже чувствовал заразу, распространяющуюся в крови бедолаги. С этим я ничего сделать не мог. Какая ирония — я могу сращивать ткани с неслыханной эффективностью для медицины моего мира, а вот аналогов банальных антибиотиков здесь, несмотря на всю магию, просто нет. Остаётся надеяться, что молодой организм сможет перебороть потенциальное заражение крови сам.
Я спешился, и мы отошли чуть в сторону.
— Четыреста двадцать… Нет, простите, сеньор, четыре сотни шестьдесят и… эээ… — засуетился писарь, путаясь в бумагах.
— Я понял, — перебил я его. Разница в пару десятков людей не существенна. К тому же, я подозревал, что Фрозен и Леонхарт немного погрели руки, добавив мёртвых душ. Поэтому я грозно посмотрел на них:
— Все эти люди точно сражались?
— По-разному, — пожал плечами Фрозен, опередив слишком долго подбирающего слова Леонхарта. — Но они не бежали. Это тоже стоит денег.
— Стоит как-то отличить тех, кто бился, — задумчиво сказал я.
— Мы тоже так подумали. Те, кто дрался яростнее всех, отмечены белым крестом на одежде. Помните, как вы отметили меня ещё под Таэном! — оживился Леонхарт. — А ещё, нам бы следовало как-то выделить кухарей. Может, дать им двойное жалование?
— Кухари? — не понял я.
— Да… Это те, кто присматривает за обрядами, кароччо и готовит. Потому и кухари, — попытался переложить на меня свои заботы Леонхарт.
— Я плачу за кровь и железо, а не за кашу, — резко ответил я.
Так уж тут принято. Шлюх, лекарей и еду местные наёмные воины оплачивают сами, из своей зарплаты. Этакий капитализм в отдельно взятом роде занятий. Вот если бы они были моими людьми в полном смысле, жили бы у меня в поместье или на моих землях, — они, теоретически, могли бы донимать меня житейскими проблемами. Адель постоянно решала вопросы вроде «у нас мало еды», «нам нужна новая одежда», «нам нужно четыре новых жены, в том году много родами померло» от тех, кого в моём мире назвали бы слугами или крепостными. Да, им не платили денег, и наоборот, это они должны были нам отдавать оговоренную часть выращенного и сделанного. Но это не снимало с нас ответственности полностью — в какой-то степени они тоже были Итвис, продолжением нашей семьи.