Золотые росы
Шрифт:
– Как он так может... Петька?
– шептала она.
– Если бы у меня была мама, я бы ее ни за что ни на кого не поменяла...
Мне сразу стало ясно, что Аля знает, как погибли ее родители, что, пожалуй, ей не так уж легко живется, несмотря на нарядные платья, игрушки и полки с книгами...
Все мои огорчения и обиды отступили далеко-далеко, и я показалась себе такой счастливой, что мне было просто неловко перед Алей. Я молча погладила ее по руке. Она с благодарностью взглянула на меня.
Мы сидели и прислушивались,
– Ох ты господи, у каждого свои заботы, - вздохнула бабушка.
Я сразу догадалась, что она чем-то расстроена.
– Буренка заболела, ничего не ест, - сказала она маме, когда та вернулась.
– Ой, бабушка, ей, наверно, что-то сделали!
– воскликнул молчавший до сих пор Ленька.
Я так и подскочила.
Мне сразу вспомнился тот вечер, когда мы все втроем сидели в сарае.
– Я знаю, ее отравили!
– выпалила я.
Бабушка так и села на лавку.
– Да с чего вы это взяли!
– тревожно глядя на нас, сказала она.
Перебивая друг дружку, мы все втроем стали рассказывать, что произошло тогда в сарае.
– Видно, кое-кто снова берется за старые штучки, - сказала мама. Нужно что-то делать...
– Поймать и голову открутить за такие дела!
– горячо проговорила бабушка.
– Ты это куда?
– вдруг спросила она, взглянув на Леньку.
– Буренку сторожить, - заявил тот, надевая старую бабушкину кофту и подпоясываясь веревочкой.
– Ты вот что, лучше сбегай в правление за отцом, - сказала мама.
– Не боишься один?
Покосившись на нас с Алей, Ленька покачал головой и решительно шагнул за порог.
ДЕЛА ВАЖНЫЕ
Перед отъездом в Заречье тетя Маша забежала к нам и, сияя счастливой улыбкой, пригласила на новоселье.
– Вот управлюсь маленько, тогда... Ивановича пришлю за вами, - сказала она.
– Это чего же ты туда решила?
– поинтересовалась тетка Поля.
– Твой-то дом получше будет, пусть бы они сюда перебирались.
– Алексей Иванович бригадир, ему там сподручней, - сказала тетя Маша.
– А мне на ферму что отсюда, что из Заречья ходить - все одно. Да и дом мой тут сгодится, мы уж говорили с Егорычем...
Тетка Поля только пожала плечами.
– Не понимаю, как это люди своей выгоды не замечают? Такую обузу себе на шею взвалила! Шутка ли - семья целая! Да и дом еще бросает...
– сказала она, когда тетя Маша ушла.
– А это оттого, что выгода у людей бывает разная: одни только о себе думают, а другие хотят, чтобы всем хорошо было, - сказала бабушка.
Тетка Поля, поджав губы, ушла, а я притянула бабушку за шею и поцеловала в щеку.
– Ну, ладно, ладно, не лижись, говори, что нужно-то, - отмахиваясь от меня, сказала бабушка.
– Ничего мне не нужно. Я просто так, безо всякой выгоды, - засмеялась
– Постой. На-ка вот, отнеси деду Сашке, а то ему теперь, бедному, и поесть некогда, - сказала бабушка, подавая мне узелок.
Я отправилась под навес, где дед Сашка мастерил низенькие столы и табуретки для будущих яслей. Наш Ленька целыми днями тоже пропадал под навесом. Когда я пришла, он с важным видом держал наготове какую-то палку, ожидая, пока она понадобится деду. В углу стояли готовые столы и маленькие табуреточки.
– Ой, сколько уже наделали!
– воскликнула я.
– Помощник у меня мировой - вот и работа спорится, - сказал дед Сашка.
Ленькин нос так и полез кверху, но мне некогда было даже одернуть его, чтобы не задавался. Оставив деду узелок с едой, я побежала помогать маме. Все эти дни мы с нею и с Верой Петровной ходили по деревне, составляя список детей, которых нужно было принять в ясли.
Не успела я сделать и двух шагов, как налетела на Павлика.
– Ты куда?
– Так, в одно место, - смущенно сказал он.
– А почему к нам не приходишь?
– Да вот... некогда все. Дома надо, - сказал Павлик.
– Ну, ничего. Теперь тебе полегче будет, как тетя Маша к вам переедет, - успокоила я его.
Павлик, бросив на меня быстрый взгляд, раздумчиво сказал:
– Зинка тоже говорит...
– Зинка?!
– встрепенулась я.
– А ты... где ее видел?
– Она с тетей Машей к нам приходит, - сказал Павлик.
У меня все так и заныло внутри. "Ах, вот, значит, как! Раньше все вместе делали, а теперь я уже не нужна!.."
– Я тоже потом зайду. Сейчас вот список составляю, кого в ясли принимать, - помахала я перед носом у Павлика замусоленной бумажкой. Потом быстро повернулась и пошла.
Я знала, что Павлик стоит и с уважением смотрит мне вслед и что Зинка теперь уж обязательно узнает, каким важным делом я занимаюсь, и все же мне почему-то было обидно до слез. Моя истертая бумажка, в которую я крупными каракулями и в самом деле записала нескольких ребятишек, показалась мне жалкой и ненужной. Мне хотелось порвать ее на мелкие клочки и зареветь. Я уже было шмыгнула носом, но вовремя спохватилась, увидев идущую мне навстречу Алю.
– Знаешь, Аля, давай сходим с тобой завтра в Заречье, а?
– сказала я.
– Тетя Люся не пустит, - безнадежно вздохнула Аля.
– А мы удерем!
Алькины печальные глаза загорелись озорным огоньком, и мы тут же принялись строить планы побега. А побывать в Заречье мне было просто необходимо. Я первая придумала, чтобы тетя Маша вышла замуж за Алексея Ивановича, и теперь, когда она туда переезжает, не могла допустить, чтобы Зинка там распоряжалась без меня.
Придя домой, я увидела бабушку с распухшим носом и красными от слез глазами.