Золотые росы

Васюкова Галина Георгиевна

– Буренке совсем плохо, - сморкаясь в передник, всхлипывала она.

Все эти дни отец с Ленькой ночевали в сарае, но ничего подозрительного так и не заметили. Буренка ходила вялая и плохо ела. Я была уверена, что ее болезнь связана с тем недобрым, темным человеком, что появился у нас в сарае тогда вечером, в грозу. Но как узнать, кто он?

РУСАЛКА

Буренка лежала в сарае, тяжело дышала и поглядывала на всех умными, влажными глазами. Возле нее хлопотала сгорбленная бабка Марта. Она поила ее разными отварами и настоями.

– Выживет ли?
– тревожилась бабушка.

Бабка Марта пожимала плечами - она ведь не доктор. Да

и Буренка не скажет, где у нее болит и отчего. Однако через несколько дней Буренке стало легче. Когда кто-нибудь заходил к ней в сарай, она вытягивала навстречу свою исхудалую шею с обвисшими складками кожи и тихонько мычала. Все повеселели. Мы уже собирались с Алей улизнуть наконец из дому и сходить к Павлику, но тут как раз пришел сам Алексей Иванович и пригласил нас всех к себе.

– Баню истопили, и моя хозяйка велела, чтоб без вас не возвращался, улыбаясь, сказал он.

Начали собираться, и я заметила, что, кроме свертка с бельем, мама положила в корзинку еще стеклянную вазочку и новую вязаную скатерть.

– Это зачем? Мы же в баню...

– Глупая ты, - улыбнулась мама.
– Баня это так просто, а идем мы в гости, на новоселье. Вот и подарим им на счастье...

Несколько минут я стояла в раздумье, потом из-под кровати вытащила свою заветную коробку с игрушками. Резиновая куколка, которую мне когда-то подарила тетя Маша, лежала на самом дне. Увидев, что я завязываю куклу в узелок со всеми ее нарядами, Ленька насмешливо спросил:

– Ты что, решила ее в баню сводить?

– Глупый ты, - важно сказала я, - мы вовсе не в баню, а на новоселье.

Он хотел что-то ответить, но, махнув рукой, побежал догонять отца, который с Лилей на руках ушел с Алексеем Ивановичем вперед. Мы с мамой и Алей направились вслед за ними, а бабушка осталась присматривать за больной Буренкой. Тетя Люся идти с нами отказалась, и я радовалась, что мы с Алей хоть ненадолго избавились от ее надзора. Выйдя за деревню, мы разулись и с удовольствием шлепали босыми ногами по влажной земле. Я знала, что Зинка непременно будет там. Я только не могла решить, как мне держать себя с нею: разговаривать, как будто мы и не ссорились, или подождать, чтобы она заговорила первой?

– Баню натопили знатно, дух так и шибает оттуда, - оборачиваясь к нам, сказал Алексей Иванович.

– Вы нас только не зажарьте там, - рассмеялась мама.

– Не беспокойтесь. Поначалу, на первый дух, пойдут мужчины, а потом уж вы. В самый раз будет...
– сказал Алексей Иванович.

Я заметила, что Алексей Иванович с весны здорово переменился. Он выглядел помолодевшим и главное - веселым. Остановившись посреди луга, они с отцом что-то обсуждали, и Алексей Иванович оживленно размахивал руками, как бы развертывая перед нами убегавшие к лесу поля. Я посмотрела вперед и вдруг увидела Зинку. Она стояла на мостике и, приложив руку к глазам, смотрела на нас. Сердце мое заколотилось, я нарочно немного замедлила шаг.

– Тетя Маша послала меня навстречу. Ждем не дождемся, - сказала Зинка, когда мы подошли.

Меня она как будто и не заметила. Обида горьким комком подступила к горлу, и я шла, опустив голову и сосредоточенно глядя на свои ноги. Они покорно шлепали по влажной черной земле, потом по теплым пыльным доскам мостика, по зеленой сочной траве. И вдруг под ногами у меня оказалась длинная узкая кладка. Я подняла голову и посмотрела вперед. Все идут гуськом друг за дружкой, а я, чуть не наступая на Зинкины пятки, тащусь последней.

Кладка прогибается под ногами и почти касается зеленой плоской травы, которая покрыла все вокруг. Я распрямляю плечи, делаю героическую попытку обогнать вредную Зинку и... лечу в воду. Отчаянно барахтаясь, на секунду выплываю на поверхность и сквозь налипшие на лицо водоросли успеваю заметить расширенные от ужаса Алькины глаза и прижатые к бледному лицу кулачки. Что-то тянет меня вниз, и я снова погружаюсь в теплую грязную воду. Когда я снова оказываюсь наверху, то вижу рядом с собой Зинку. Одной рукой она держит меня за платье, а другой пытается ухватиться за жерди кладки. Губы ее плотно сжаты, и лицо почему-то все в зеленых веснушках. Сильные руки отца помогают нам влезть на кладку, под которой мелко дрожит зеленая ряска. На том месте, где мы только что барахтались, стоит черная вода и в ней плавают мои тапочки и узелок с резиновой куклой.

– Вы... как русалки...
– говорит Аля, глядя на нас и пытаясь улыбнуться побелевшими губами.

Я растерянно оглядываю свое белое платье, которое, как и Зинкино лицо, стало все в зеленую крапинку. Ленька смотрит на меня, на Зинку, которая отряхивает с себя водоросли, и хохочет. Я невольно начинаю шмыгать носом.

– Ну ничего, ничего, успокойся, - говорит взволнованная мама, поглаживая меня по мокрой голове, - теперь уж все в порядке...

Я покрепче сжимаю губы, чтобы не разреветься, и, не поднимая глаз, иду вперед. Все пропало! С Зинкой мне уж теперь не помириться. Только добрая и мягкая Аля может дружить с такой дурой, как я...

ПОДРУГИ

Во дворе навстречу нам с громким радостным лаем выскочил Волк, но тут же, поджав хвост, шарахнулся в сторону: видно, ему еще не приходилось видеть таких зеленых чудовищ.

Я молча сунула вытаращившейся на меня Таньке мокрый узелок, который папа выудил палкой.

– Что... это?
– удивленно спросила она.

– Подарок от русалки, - пояснил Ленька.

Мне стоило немалого труда сдержаться и не отодрать его за уши. В гостях это, должно быть, не очень красиво, да, кроме того, нужно было спешить в баню. Мы с Зинкой, нарушив весь распорядок, мылись первыми. Тетя Маша, ахая и удивляясь, как это мы не утонули совсем, выполоскала в корыте наши платья и повесила их сушить. Кое-как закутавшись в тети-Машины кофточки, мы залезли на печь.

Когда все перемылись в бане, тетя Маша пригласила к столу. Зинка разгладила руками свое ситцевое платье, которое уже почти высохло, и, одевшись, полезла с печки. Мое платье было еще мокрое, а после всех пережитых волнений есть хотелось нестерпимо.

– На тебе платок, слезай, - сказала мне тетя Маша.

– Ну, хозяюшка, дай-ка нам чего-нибудь горяченького, чтобы мы не простудились после бани...
– сказал с улыбкой Алексей Иванович.

Тетя Маша поставила на стол бутылку и стаканы, нарезала хлеба и огурцов. Потом налила в две большие миски горячего борща.

– Ешьте, - придвигая одну миску ребятам, сказала она.

Мы усердно заработали ложками. Борщ был вкусный, и я, радуясь в душе своему проворству, с сожалением посматривала на Алю, которая плохо справлялась с большой деревянной ложкой. Когда ложки начали задевать дно, я придвинула к себе миску и выскребла все до самого донышка.

Сполоснув миску, тетя Маша налила в нее лапши с курятиной. Потом появилась тушеная картошка, а за нею блины со сметаной.

– Ешьте, ешьте, еще подложу, - приговаривает тетя Маша.