Зона бессмертного режима
Шрифт:
Дело происходило в командном модуле утром ни свет ни заря – ждали запланированный планетоид с борта кормильца-звездолета. Он должен был доставить оборудование, припасы и обслуживающий персонал для построенной на скорую руку биолаборатории. Вроде бы ничего такого необыкновенного, экстраординарного, выбивающего из колеи. Вроде бы… Но это смотря для кого. Начальником-то биокомплекса Ан назначил свою дочку Нинти, и она вот-вот должна была предстать пред запавшие очи Энки. Длинноногая, рыжеволосая, крутобедро-высокогрудая, со своим укромнейшим, уютным лоном… Словом, во всем своем расцвете красоты, шарма, прелестей и обаяния. Прекрасная, похожая на богиню. Сам-то Энки выглядел не очень, уже не прежним молодцом, эти три недели воздержания дались ему с трудом – он исхудал телом, спал с лица, обрюзг душой и, чтобы хоть как-то выжить и не залезть в петлю, завел
– Ну что, коллега, пора. – Тот снова глянул на экран, значимо кивнул и потянул Энки за собой к выходу из модуля. – Пошли, коллега, пошли.
Пошли. В стылую, пасмурную неприветливость раннего промозглого утра. Новый день на чужой планете только начинался – стлался волокнистый туман, пробовали многоголосие птицы, урки, мрачные и злые после ханумака, выгоняли на работу массы. Хмурый Мочегон, оставленный Красноглазом за старшего, следил за процессом, держался за башку и голосом нехорошим повторял:
– Всех, всех затрюмую, раздербаню, на ноль помножу, педерастами сделаю. Всем рога обломаю.
В общем, все было как всегда – серо, обрыдло, монотонно и совсем не весело. И вот, нарушая рутину, монотонность и избитость бытия, в небе грохнуло, раскатилось, завибрировал воздух, и сверху, из-за туч, показался планетоид. Он плавно описал дугу, слепя малиновым огнем форсажа, затем завис, инициировал пси-поле и мягко опустился на упоры. Выдвинулась аппарель, отошла дверь шлюза, и на свет божий появилась Нинти – стройная, улыбающаяся, рыжеволосая, действительно прекрасная, как богиня. Легкий субаэровысотный костюм плотно облегал ее лакомое тело, подчеркивая стройность длинных ног, волнующую высоту груди и бесподобность линий дивных бедер. Куда какому-то там исподнему из змеиной кожи.
– Салют! – Нинти ручкой сделала всем привет, мило улыбаясь, отошла в сторонку, и Мочегон с братвой сразу воодушевились, хмыкнули, радостно заржали:
– Ы-ы-ы, такую мать! Лафа…
Да, похоже, тотальному воздержанию наступал конец – обслуживающий персонал лаборатории состоял на сто процентов из женщин. И даже на самый первый взгляд, к гадалке не ходи, из стопроцентных женщин. Бывалых анунначек, у которых небось не срывалось. И не сорвется.
– Ну, здравствуй, братик, – чинно, как и полагается сестре, зарулила Нинти в объятья Энки, крайне целомудренно, по-родственному сдержанно поцеловалась с ним, однако все же исхитрилась, улучила момент – потерлась незаметно так о его бедро лобком, изобразила страсть, восторг, экстаз и ликование – мол, помню, сохну, уважаю и хочу. В общем, дорогой ты мой, готовься…
Изображать-то она радость и восторг изображала, а у самой-то на душе было не очень. Ну, во-первых, что Энки, что Энлиль – все одно, хрен редьки не слаще, то бишь те же яйца, только в профиль. Ну а во-вторых, и это самое главное, Нинти влюбилась. В могучего, неутомимого, как тавр, суперануннака по имени Кумарби. Один господь бог, ангелы и приснодева знают, как ей было хорошо с ним там, на звездолете, в уютнейшей каютке на четвертой палубе. Хотя, увы, не только господь бог, ангелы и заступница приснодева. Об ее романе стало известно Энлилю, со всеми вытекающими тяжелыми последствиями. Была драка, мордобой, ужаснейший скандал и, естественно, вмешательство грозного папахена. И вот он, нерадостный итог – бедный, до смерти избитый Кумарби там, а она здесь, на этой мерзкой планете, в объятиях своего братца Энки. Этого похотливого, эгоистичного самца, так и порывающегося обрюхатить ее во славу своих личных амбиций. Вот козел. Да, впрочем, не он один. Все мужики сволочи и гады, грубые примитивные создания. Нет, право же, понять женщину может, наверное, лишь женщина, только она может подарить ей по-настоящему чудное мгновение. Гм. Интересно, интересно, над этим стоит подумать. Хотя какие теперь мысли, какое что – надо сеять ханумак, выращивать триноплю, разводить, черт бы его побрал, этого карпа Ре. С папахеном шутки плохи – крут, может запросто оставить без клитора [164] . Что с него возьмешь – сатрап. Грубый, примитивный самец.
164
Операция сия, называемся клиторотомией, частенько практиковалась в древности по отношению к рабыням. Чтобы всякие там сексуальные проявления не
– Привет, сестренка, – воодушевился Энки, с крайним напряжением вздохнул и, трудно разорвав отнюдь не братские объятья, с полнейшим равнодушием спросил: – Ну как там наши? Уважаемый отец? Разлюбезнейший брат?
Ему хотелось немедленно броситься на Нинти, бешено сорвать с нее этот субкостюм, а потом напористо, в рваном темпе, но не форсируя событий, не спеша, на всю глубину укромнейшего, уютнейшего лона…
– Отлично, – отозвалась Нинти, с брезгливостью зевнула и заговорила сразу же на предмет карпа Ре – готов ли селекционный пруд, чиста ли в нем вода, широк ли он, глубок ли, правильной ли формы, прижился ли камыш гизи? И вообще, как обстоят дела с дренированием и ирригацией? А то ведь этот карп Ре рыба нежная, капризная, знающая себе цену, размножающаяся лишь в чистой воде и непременно среди молодых побегов того самого гизи. Не дай бог, если привезенные со звездолета особи загнутся. Папахен не простит.
– С ирригацией у нас, сестренка, все в порядке, – веско успокоил ее Энки, радостно заржал и похотливо оскалилися. – Сейчас удостоверишься сама. Поехали, пока в твоей больничке полным-полно свободных коек.
Однако сразу тронуться в медбиоагроцентр, окрещенный Шуруппаком, не удалось, вернее, сразу не удалось собрать прелестниц из обслуживающего персонала – Мочегон с братвой, измученные воздержанием, принялись решать свой половой вопрос на корню. И весьма успешно. Позже Энки случайно узнал, что в медцентр были направлены самые слабые на звездолете анунначки. Самые слабые на передок.
Наконец с грехом пополам собрались, с неохотой сели в турбогравикар, и Энки, взявшись за водительский штурвал, порулил над топями, болотами, озерами, полосами грязи, льда, растительности и вспененной воды. Путь лежал на север, в глубь материка. До центра Междуречья, где находился Шуруппак, было десять беру [165] – сущие пустяки для турбогравикара. Долетели, как на крыльях.
– А что, здесь ничего. Очень даже, – быстро осмотрелась Нинти. – Думаю, карпу Ре здесь понравится. Сегодня же в положительном ключе доложу папахену.
165
Около ста километров.
Еще бы ничего – главный корпус стоит, силовая ограда функционирует, все, что надо, осушено, расчищено и ирригировано. А немереные теплицы под ханумак и триноплю, а система дамб, а кубоберы ила, грязи и земли, вырытые для углубления рек! Да один этот селекционный пруд чего стоит. Хотя если глянуть широко, в корень, глобально, то Шуруппак – это лишь часть, крупица, толика адовой работы, сделанной в сжатые сроки. Ведь сколько всего понаворочено-то за эти три недели. Помимо Шуруппака и базового лагеря Эриду вчерне построены космопорт Сиппар, промышленная зона Бад-Тибира и Центр управления и безопасности Ларак. Но и это еще не все. На юге континента в районе Арали уже дала куги и кубаббару первая, заложенная под личным руководством Тота, шахта. Да, что-что, а шевелить извилинами он умел. Мочегон тоже даром хлеб не хавал – гонял рабочие массы и в хвост, и в зад, и в гриву. Ну а те… В общем, трудовая гармония на третьей планете была полной, процесс созидания с целью разрушения шел полным ходом.
– Спасибо, сестренка, на добром слове. Передавай родителю привет от меня. – Энки, непроизвольно сплюнув, попал прямехонько в селекционный пруд, угрюмо кашлянул, поперхал горлом и начал придвигаться ближе. – Ну что, пойдем в палату? А может, лучше в операционную? Слушай, а ведь мы не пробовали никогда в гинекологическом кресле. Представляешь, я сниму все, надену белый медицинский халат… а ты в этом своем высотном костюме…
– О нет, нет, дорогой, не сейчас. Я так устала. К тому же у меня критические дни. Так что давай вечером. – Нинти сразу вспомнила губы Кумарби, его могучие, но такие ласковые руки, его изогнутый, не знающий устали член, горестно вздохнула и сменила тему: – М-да, глубоко копаешь, братец, ишь, нарыли-то земли, постарались. Как же я со всем этим-то управляться буду? Бабы, которых мне дали в нагрузку, не в счет – дуры, пробки, суки и дешевки. Дальше буферов своих и видеть не хотят. Надо бы мне, братец, двух ануннаков потолковей – один бы за каналами смотрел, другой бы за прудами. Честных ануннаков, проверенных, сильных да смышленых. Желательно высоких блондинов. Дело-то это не простое, хлопотливое.