Зов красной звезды. Писатель
Шрифт:
Хирут не завтракала, но аппетита не было. Она томно потянулась. Потрогала упругую грудь под тонкой ночной рубашкой. Подошла к зеркалу.
Ее шелковистые волосы рассыпались по плечам. Она встряхнула головой, поглаживая ладонями грудь, сделала перед зеркалом несколько кокетливых движений: покачивала бедрами, поворачивалась, словно в танце, любуясь своей стройной фигурой. Но это ей быстро надоело, и она снова бросилась на постель, раскинув руки. При этом задела бра. Раздался звон разбитого стекла. И тут же в дверь постучали.
— Кто там? —
— Это я, Деррыбье.
— Чего тебе?
— Я подметал в коридоре пол и слышал, что-то разбилось.
Хирут открыла дверь и, посмотрев по сторонам, спросила:
— Что это так тихо в доме?
— Никого нет. Госпожа ушла еще утром. Господин на работе. Тесемма и домашняя прислуга — все отправились посмотреть демонстрацию.
— Какую еще демонстрацию?
— Мирную демонстрацию мусульман…
— И это в стране, которую называют христианским островом в Африке?
Деррыбье молча продолжал подметать пол. Хирут пристально посмотрела на него. А что, если?.. Она хотела отогнать непрошеную мысль, но не могла совладать с собой.
— Поди сюда, в спальню, подмети осколки!
Он послушно вошел в комнату. Она закрыла дверь, щелкнула замком. Сердце ее громко стучало.
В комнате чувствовался запах ее тела. Он волновал юношу. Деррыбье наклонился и стал веником собирать осколки в совок.
— Ненавижу я твое имя! — неожиданно выпалила Хирут.
Деррыбье молчал.
— Да плюнь ты на эти осколки, посмотри на меня!
Он выпрямился. Хирут в упор смотрела на него. Он не выдержал и отвернулся.
— Я тебе нравлюсь? — требовательно спросила девушка.
— Очень, — едва слышно прошептал Деррыбье.
— Если так, поцелуй меня. Ну!
Деррыбье обнял ее.
— Сделай мне больно! Вот так…— шептала она, задыхаясь от страсти. — Сильнее, еще, еще…
Деррыбье осыпал ее поцелуями. Он забыл обо всем, словно в омут бросился. Он неистово ласкал ее обнаженное тело. Сейчас эта девушка была для него всем, точно громадный, необъятный мир, в который раньше не было доступа, открылся ему. Но все быстро кончилось. И вот уже холодные глаза — нет, не возлюбленной, хозяйки — презрительно смотрят на него.
— Эта тайна останется между нами, понял? — сказала она, поправляя растрепавшиеся волосы. Лицо ее при этом было злым.
А он стоял перед ней, и голова у него кружилась, как у пьяного. Во сне это все было или наяву? Он не мог понять.
Едва он успел выйти из комнаты, как Хирут пожалела о том, что произошло. Надо же так унизиться! Со слугой! Она и вообще-то была холодна с теми, кто знал ее как женщину. Не любила вспоминать о случайных встречах, хотя они были нередки. Многих мужчин сбивала с толку ее кажущаяся доступность. Ею можно было овладеть и при первой встрече, даже в машине. Но потом… потом она отказывалась продолжать знакомство. Ей нравилось мучить мужчин: со злорадством наблюдала она, как некоторые сгорают от неутоленной страсти к ней.
Соблазнив Деррыбье, она удивлялась
Шли недели, месяцы. Хирут подчеркнуто пренебрегала им. А Деррыбье страдал. Ему все время хотелось видеть ее. Однако когда он неожиданно встречался с ней, то чувствовал себя неловко, терялся под ледяным взглядом девушки.
Как-то он гладил рубашки хозяина. Прикоснулся горячим утюгом к одной и задумался. Когда очнулся, увидел, что она дымится — безнадежно испорчена. Госпожа Амсале набросилась на него с руганью:
— Такой расход! Что с тобой происходит?
— Не заметил, что утюг перегрелся.
— Нет, не в этом дело. Ты целую неделю сам не свой. Зовешь тебя — не дозовешься. Обращаешься к тебе — ты не слышишь. Говоришь тебе что-либо — не понимаешь. Видно, невесту тебе надо! Вот что! Наслушался речей о равенстве, о свободе! Вот и размечтался! А ты делай свое дело, и все тут. А не то вон из моего дома! — пригрозила она.
Вечером, за ужином, госпожа Амсале пожаловалась на него мужу:
— Совсем перестал соображать! А ведь какой был ловкий. Бог его знает, что с ним случилось.
— Врет он, что по вечерам ходит на учебу, — вмешалась Хирут, искавшая повод очернить Деррыбье в глазах родителей. — Я слышала, он бывает в другом месте. С этими бездельниками все умничает…
— Ах, вот что! — Амсале от возмущения даже ложку бросила.
— Чего же он хочет? — спросил ато Гульлят.
— Чего хочет? Наивный ты человек! То, что дал бог, может отнять человек. Вчера я слышала на улице разговор каких-то бездомных бродяг: «Если не вырвать гнилой зуб, здоровья не жди». Чужак — всегда чужак. Лучше вовремя выдворить его из дома, пока он чего-нибудь не натворил.
— Мама совершенно права. На прошлой неделе Теферра хотел послать его за сигаретами. Знаете, что этот наглец ответил? «Я тебе не слуга! Чем ты лучше меня? — говорит. — Ничем! Меняешь костюмы да машину водишь! Ну и что? Пустое это все!» — Повернулся и вышел.
На этот раз Хирут не солгала. Деррыбье терпеть не мог Теферру. Он ревновал Хирут к нему.
— Ладно бы только это. На днях он выгнал Белячеу, когда тот пришел к нам. Даже палкой на него замахнулся.
— Сына раса Дасмена! Палкой! Негодяй! Мало ли какие гости могут прийти в наш дом! Позовите его! — Ато Гульлят не на шутку рассердился.
Вошел Деррыбье, учтиво поклонился, держа руки за спиной.
— По какому праву ты не пускаешь гостей в мой дом?! Думаешь, это дом твоего отца? Отвечай!
Деррыбье молчал. Хирут и мать вышли из комнаты.
— Даже ответить не считаешь нужным! Зазнался! — в бешенстве кричал хозяин. Он сорвал со стены плетку — искусно сработанная вещица висела там для украшения — и что было силы стегнул ею слугу — раз, другой, третий…
Деррыбье не шелохнулся. Крепко стиснув зубы, он молча сносил побои.